Она затушила сигарету, воткнув ее в новую пепельницу, и посмотрела на дерево, растущее на некотором расстоянии от нее. В свитое там гнездо только что опустилась какая-то птица. Цзяцзя подумала, что птица, должно быть, улетала далеко, раз вернулась в такой поздний час. Она поплотнее замоталась шарфом и стала ждать, пока Лео докурит сигарету, ни в малейшей степени не показывая, что ее ждут дела.
Потом Цзяцзя сидела на табурете в конце стойки, потягивая бренди, пока бар не закрылся. Посетители весь вечер не давали Лео покоя. Он улыбался им, принимал заказы, готовил коктейли, выписывал счета. Компании друзей сидели вокруг низких круглых столов, разговаривали с разными акцентами, осушая один бокал за другим, иногда смеялись, а затем, наконец, выходили за дверь, поворачивая налево или направо. Лео вытирал столы и ждал, когда придет следующая компания. Вот и Пекин такой же, думала Цзяцзя. Люди приходят и уходят, некоторые остаются в нем надолго, другие покидают его быстро. И когда это случается, город ждет следующего жителя, который займет освободившееся место.
По мере того как вечер сменялся ночью, Цзяцзя постепенно становилось ясно, что оставил ей после себя мир воды. В ней было что-то невероятно светлое, как облачко в ясную ночь, как семечко одуванчика в воздухе, как балерина, как «Игра воды» Равеля. Мог ли мир воды что-то у нее отнять? Если и да, то нечто невероятно тяжелое.
Она подумала о Жэнь Ци, о деревне, о запахе козьего масла и благовоний, о том, что ее новый знакомый делает среди поля белых тюльпанов с лицом, побагровевшим от выпитого вина. Завтра она ответит на его сообщения и расскажет о человеке-рыбе и мире воды.
Цзяцзя слегка приподняла бокал, словно приветствуя тех, кто вдали от нее.
Она поставила бокал на стойку, и ее мысли прекратили блуждать. Завтра, решила Цзяцзя, завтра она будет рисовать море.