Тушеная свинина

Цзяцзя зашевелила ногами. Они казались тяжелыми, как будто были заморожены и превратились в лед. Рыбочеловек развернулся и исчез в темноте. Цзяцзя последовала за ним. Вскоре она уже не видела головы рыбочеловека и могла разглядеть только движущийся вправо-влево кончик его хвоста.

Она хотела еще немного поговорить с ним, но ничего не вышло. Шевелила ли она губами? За ним оказалось довольно трудно угнаться, не говоря уже о том, чтобы поддерживать разговор. Цзяцзя даже не могла решить, что хочет сказать.

В какой-то момент она поняла, что, двигаясь в воде, должно быть, закрыла глаза и на мгновение уснула. Рыбочеловека нигде не было. Когда же он исчез? Память подводила, растворяясь, как соль в воде. Холод тоже исчез, чувства ослабли, тело, которое только что было тяжелым, как камень, теперь стало легким, как пена. Она провела по себе руками.

Ничего. Там ничего не было. Тело исчезло. На самом деле то, что она считала своими руками, оказалось не более чем мыслью. Это был конец всему. Сможет ли она когда-нибудь снова выкурить сигарету? Ей отчаянно захотелось это сделать. Она поискала взглядом сумку. Конечно, ее не было.

Неужели мать попала в ловушку именно так? Было ли слово «попала» вообще правильным? Возможно, именно так и происходит реинкарнация. Она проснется в теле другого существа и будет жить другой жизнью. По всей вероятности, в новой жизни она никогда не узнает о мире воды. Возможно, она даже не человек. Вспомнилась картина в квартире у госпожи Вань. Теперь это стена господина Ду. Сапфировая чаша, сияющая в центре, зажата между ладонями Будды. В ее синеву Цзяцзя добавила мазок оранжевого.

– Что ты там делаешь? – донесся из темноты голос рыбочеловека.

– Должно быть, я тебя потеряла, – откликнулась Цзяцзя, выходя из транса.

– Не отставай.

– Я тебя не вижу, – проговорила Цзяцзя, удивляясь тому, что они слышат друг друга.

– Плыви на мой голос.

Цзяцзя изо всех сил постаралась проследить, откуда исходит звук. Казалось, он доносился откуда-то сверху.

– Может, ты споешь песню, чтобы я могла следовать за тобой? – предложила она.

Рыбочеловек начал напевать какую-то мелодию. Цзяцзя ее не узнавала, и голос не казался приятным для слуха, но в любом случае услаждение не входило в его задачу. Цзяцзя приказала своему бестелесному «я» закрыть глаза и плыть быстрее, чтобы не потерять рыбочеловека.

– Это не помогает. Я не двигаюсь, – заявила Цзяцзя. – У меня нет тела.

Рыбочеловек остановился на полуслове и произнес:

– Вот почему ты меня не видишь. Но могу заверить тебя, что мы еще движемся. Мы делаем это все время.

– Ты можешь сказать, куда мы направляемся? – спросила Цзяцзя.

– Когда мы остановимся, то будем уже там, куда плывем.

Цзяцзя продолжила слушать монотонную песню рыбочеловека. В глубине сознания блуждали мысли. На каком языке он пел? На тибетском? Впрочем, это не имело значения, потому что пение вскоре стихло.

Небытие.

Безмолвие ума.

Ей показалось, что вдалеке что-то слабо блеснуло. Серебряная рыбка.

Глава 19

Цзяцзя увидела тусклый оранжевый фонарь своей матери, светившийся у входа в бар Лео. Фонарь не висел, а стоял на маленьком круглом столике, который Лео, должно быть, приобрел совсем недавно. Столик был покрыт бежевой скатертью, а рядом с лампой стояла пустая пепельница. Имелся при нем и деревянный стул – для курильщиков, которые предпочитают сидеть. Цзяцзя провела пальцами по контурам лица и посмотрела на свое отражение в окне бара. Это была она, во плоти, последнее не вызывало сомнений. Она повернулась и посмотрела на окна своей квартиры через дорогу. Ее жильцы все еще сидели за столом: мужчина пил пиво, женщина с ребенком на руках улыбалась. Мимо с шумом промчался электроскутер. Звук сначала усиливался, а потом, по мере удаления скутера, медленно затих.

В это время года в Пекине было особенно сухо. Мир воды не оставил никаких видимых следов, но ощущался Цзяцзя, словно присутствовал в ее крови.

Она закурила. Охранника на автостоянке сменил другой паренек, еще моложе и пониже ростом. Как и его предшественник, он тоже уткнулся в телефон. Он носил очки в толстой оправе, а козырек фуражки слегка сдвинул набок. Цзяцзя показалось, что она видит его улыбку.

Дверь открылась, вышел Лео с перекинутым через руку шарфом, которым он укутал плечи Цзяцзя.

– Я видел тебя из окна, – сообщил он, доставая сигарету из ее пачки.

– Я вернулась несколько дней назад, – отозвалась она.

– Новые жильцы? – указал Лео на окна ее квартиры.

Цзяцзя улыбнулась.

– Только что въехали. Похоже, прекрасная семья. Ты скоро закроешь бар?

– Еще полно посетителей.

Лео повернулся и посмотрел на окна бара. Запах табака и лимона, исходивший от его высокого стройного тела, мягко щекотал ноздри Цзяцзя.