— Возможно, это не так далеко от истины, — сказал Дорман. — Что–то подобное могло произойти — полмиллиона или два миллиона лет назад. Зверь, предок того, которого мы видели, возможно, попал в ловушку именно таким образом в далеком прошлом, и естественный отбор позволил его потомкам выжить в подземном мире, лишенном растительности, в мире радиационной энергии. Конечно, речь о двух зверях — о самце и самке. Долгие века адаптации, мутационных изменений, могли превратить зверя, которого мы видели, и других, ему подобных, в энергогенерирующих чудовищ.
— Если мы сможем блокировать ядерные взрывы глубоко под землей, почему так трудно поверить, что может существовать некая область, глубоко внизу, где радиоактивные атомы создают триллионы электрон–вольт, не медленно, в результате процессов радиоактивного распада, а быстро и постоянно?
— Оказавшись здесь, не слишком тяжело в это поверить. Но вы намекали на что–то, что вызывает гораздо больше доверия, — сказал Эймс. — Может быть, я ошибаюсь. Но вы, кажется, готовы признать, что такое чудовище не может появиться на поверхности земли, не разрушив, по крайней мере, до некоторой степени, связи между материей и энергией на базовом уровне — я говорю об отношениях пространства и времени. Вы, кажется, готовы поверить, что каким–то необъяснимым образом небольшая часть пространственно–временного континуума была разорвана, и нас вернуло назад в прошлое.
Дорман начал что–то говорить в ответ, но собеседник жестом попросил его замолчать.
— Пожалуйста, Дэвид — выслушайте меня. Вы серьезно утверждаете, что свет, который кружил над нами, мог это сделать, мог перенести нас через последовательность быстро растворяющихся — полагаю, вы могли бы назвать это временными рамками — в последний ледниковый период, или, возможно, еще раньше? Не уничтожив нас? Как мы смогли прожить даже пять минут, подвергшись такому радиационному облучению?
— Я не знаю, — сказал Дорман. — Но отнюдь не исключено, что мы были защищены каким–то образом от самой радиации, что только воды залива, непосредственно окружавшие нас — а в вашем случае земля — испытали временной сдвиг, перенеся нас с собой в прошлое.
— Корабль на море может оставаться спокойным и совершенно неподвижным в центре гигантского шторма. В стержне каждого урагана существует область абсолютного спокойствия. Но если штормовой ветер мог разогнаться и покинуть землю — чего, конечно, он не мог сделать — разве не было бы весьма вероятным, что он утащит корабль за собой?
— Удар молнии может подействовать таким же причудливым образом — взорвать дерево, под которым стоит человек, сорвать всю одежду с его тела и не повредить ни волоска на его голове.
— Но приборы в этой холщовой сумке уловили радиацию. Джоан сказала, что держалась за нее…
— Научные приборы весьма значительно отличаются от человека, — сказал Дорман. — И приборы, и человек иногда могут вести себя странно, но точный прибор вряд ли сумеет извлечь выгоду из своей удачи. Это просто случилось, вот и все. Радиация была уловлена случайно, резко и не так точно, как мне бы хотелось. Ее воздействие было зафиксировано единожды, в то же время доза была смертельной и могла уничтожить нас немедленно.
Затем заговорила Джоан; хотя ее голос дрожал, как и прежде, Дорман был слишком поглощен тем, что обнаружили приборы, и не мог понять, что Джоан нужно успокоить. Но ее слова заставили его осознать, насколько она нуждается в поддержке; на мгновение ему показалось, что все остальное не имеет ни малейшего значения.
— Как мы можем быть уверены, что не подверглись опасному воздействию радиации? — спросила она. — Узнаем ли мы немедленно — или через неделю, или через месяц? А что если через год…
— Мы узнаем, если это действительно произошло, — ответил Дорман, коснувшись ее рукой и притянув поближе к себе. — Нет ни ожогов… ничего. Но я намерен проверить это, разумеется. Приборы все скажут нам.
В следующие полтора часа ледяная хижина стала чем–то вроде медицинской клиники. Дорман никогда раньше не выступал в роли врача, и он чувствовал себя немного неловко, проводя проверки, для которых ему пришлось попросить Эймса, Тлану и Джоан снять всю одежду.
Эймс подбросил побольше веток в огонь, и все они разделись и снова надели свои шкуры; Дорман вскоре пришел к выводу, что больше ничего не может сделать. Оставалось только спокойно спать, не испытывая волнений и метаний, которые были бы неизбежны, если бы люди сомневались в том, сохранились ли какие–то признаки радиоактивности.
По крайней мере, их радиационный фон был в норме, как быстро продемонстрировал счетчик Гейгера. Но последовали и другие проверки, которые следовало провести; в голове Дормана остались сомнения относительно точности его диагноза. Даже радиация, которая не оставила никаких следов, может привести к осложнениям через несколько лет. Но он не думал, что такое случится, и он был достаточно осторожен, чтобы придержать все свои опасения — впрочем, весьма незначительные — при себе.
Глава 9