Читаем Твой восемнадцатый век. Прекрасен наш союз… полностью

Ещё и ещё перелистываем старинные документы и воспоминания. Козырем многочисленной семьи петербургского чиновника Пущина (десять детей!) является ходатайство престарелого деда-адмирала, который, явившись к министру просвещения Алексею Разумовскому с двумя внуками и узнав, что министр одевается, громко рыкнул на секретаря: «„Андреевскому кавалеру не приходится ждать, ему нужен Алексей Кириллович, а не туалет его“. Чиновник исчез, и тотчас старика нашего с нами повели во внутренние комнаты, где он нас поручил благосклонному вниманию министра, рассыпавшегося между тем в извинениях». (По воспоминаниям Ивана Пущина.)

В новгородской глуши скромная семья капитана Тыркова тоже мечтает определить своё чадо в новое заведение — поддерживает же просьбу сосед по губернии, да какой: Гаврила Романович Державин! (Так первый раз престарелый поэт, бывший министр коснулся Лицея; о втором случае — кто же не знает, но мы и до него дойдём!)

Ещё и ещё — родители-царедворцы, или отставные, или невысокие чиновники; отсутствуют отпрыски богатейших фамилий вроде Строгановых, Юсуповых, Шереметевых (о последних Пушкин писал, что они всех, у кого менее пяти тысяч душ, считают мелкопоместными и не понимают, на какие средства живут эти бедняки). Аристократы своих детей в какой-то

там Лицей не отдают (тем более, когда выяснили, что царские братья туда не определяются): ведь им пришлось бы в одном классе на равных учиться и, может быть, получать подзатыльники от мелкопоместных, малочиновных или (страшно подумать!), скажем, от Владимира Вольховского, сына бедного гусара из Полтавской губернии; мальчик идёт в Лицей вообще без протекции, а только как первый ученик Московского университетского пансиона. В лучшем случае князьям и графам пришлось бы в Лицее водиться с Пушкиным — фамилия, конечно, древняя, но столь захиревшая!

И присмирел наш род суровый,И я родился мещанин

Какими же судьбами московского мальчика Александра Пушкина занесло на целых три градуса широты, на сотни вёрст от дома?

Примерно в 1830 году, на два десятилетия позже первых лицейских дней, Пушкин взял большой двойной лист бумаги и начал составлять план.

«Семья моего отца — его воспитание — французы-учителя… Отец и дядя в гвардии…»

План, или «Программа записок», воспоминаний, начинающихся с молодости отца и дяди, то есть лет за двадцать—тридцать до рождения Александра Сергеевича. План медленно движется по XVIII столетию — вот мелькнули слова «Рождение моё. Первые впечатления…». Пошли события XIX века. Затем «Лицей».

Имена друзей, наставников; около половины «программы» — о Лицее, лицеистах. Пушкин мечтает записать свою лицейскую юность и двинуться дальше: через три года начнёт набрасывать «вторую программу записок», продолжение первой: «Кишинёв.— Приезд мой из Кавказа и Крыму…»

Не успел. Вероятно, даже не начал записок, которые должны были явиться на свет вместо автобиографии, составленной ещё в молодые годы, но в основном — по словам самого автора — сожжённой «в конце 1825 года, при открытии несчастного заговора».

Если б мы могли прочесть лицейские воспоминания поэта, где каждый пункт «программы» расшифрован его неповторимой, лёгкой и точной прозой! Но нет этих воспоминаний. Потеря почти невосполнима! Мы говорим почти, потому что пытаемся и будем пытаться всё же собрать разные пушкинские записи о Лицее. Не оставив мемуаров, поэт тем не менее пишет о Лицее всё время: в стихах, прозе, статьях, письмах… Многие события и переживания его отрочества, юности отразились, запечатлелись в стихах, написанных тогда же или чуть позже; порою давний эпизод, анекдот вдруг возвращается «поэтическим эхом» лет через десять-двадцать.

Выбрав из Полного собрания пушкинских сочинений «лицейские строки», убедимся, что это немало. Десятки раз в стихах, прозе и письмах поэта находим слова «лицей», «лицеист», сотни раз встречаются слова «дружба», «дружеский», «дружество»…

Расположив, насколько возможно, лицейские строки Пушкина в том порядке, в каком шли затронутые там события, получим нечто вроде рассказов, дневников, мемуаров Александра Сергеевича Пушкина о своём классе, одноклассниках, лицейской дружбе.

Подлинные строки Пушкина о его школьных годах — стержень, основа нашего повествования. Эти строки будут выделяться, но затем, после пушкинского воспоминания о Лицее, будет предоставляться слово друзьям и современникам поэта, сохранившимся документам I-го лицейского курса, и мы постараемся с их помощью узнать у лицейских одноклассников о том, что нас интересует более всего,— о «любви и дружестве».

Итак, в путь — вслед за пушкинским рассказом о Лицее, рассказом, который начинается со времён куда более ранних, чем Лицей…

Первые впечатления

Перейти на страницу:

Похожие книги

1939: последние недели мира.
1939: последние недели мира.

Отстоять мир – нет более важной задачи в международном плане для нашей партии, нашего народа, да и для всего человечества, отметил Л.И. Брежнев на XXVI съезде КПСС. Огромное значение для мобилизации прогрессивных сил на борьбу за упрочение мира и избавление народов от угрозы ядерной катастрофы имеет изучение причин возникновения второй мировой войны. Она подготовлялась империалистами всех стран и была развязана фашистской Германией.Известный ученый-международник, доктор исторических наук И. Овсяный на основе в прошлом совершенно секретных документов империалистических правительств и их разведок, обширной мемуарной литературы рассказывает в художественно-документальных очерках о сложных политических интригах буржуазной дипломатии в последние недели мира, которые во многом способствовали развязыванию второй мировой войны.

Игорь Дмитриевич Овсяный

История / Политика / Образование и наука
10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное