Твой восемнадцатый век. Прекрасен наш союз…

«Рождение моё. Первые впечатления. Юсупов сад.— Землетрясение.— Няня. Отъезд матери в деревню.— Первые неприятности.— Гувернантки. Ранняя любовь.— Рождение Льва.— Мои неприятные воспоминания.— Смерть Николая.— Монфор.— Русло.— Кат. П. и Ан. Ив.—

Нестерпимое состояние.— Охота к чтению. Меня везут в П. Б.»

Таковы первые записи поэта в «Программе записок».

Ещё ни одного лицейского имени… Хорошо знакомые лица (мать, няня, брат Лев, или Лёвушка) соседствуют с малоизвестными или совсем неведомыми гувернантками, гувернёрами.

Смерть шестилетнего брата Николая — «Первые неприятности» — была лишь одной из запомнившихся детских горестей. Среди первых неприятностей могла быть анекдотическая, сравнительно благополучно ещё окончившаяся встреча Александра Сергеевича с Павлом I. «Видел я трёх царей,— вспомнит поэт,— первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку».

Не пройдёт и нескольких месяцев после той встречи, как будет объявлено, что государь скончался от «апоплексического удара»; впрочем, все скоро узнали, что императора придушили заговорщики. Началось царствование Александра I.

«Видел я трёх царей… Второй меня не жаловал».

Однако неприятности от «второго царя» ещё впереди, пока же нестерпимое состояние мальчика угадывается по сохранившимся воспоминаниям старшей сестры Ольги и некоторых других спутников его детства. Мы знаем, хотя и в самых общих чертах, что был конфликт со старшими, холодность матери, эгоизм отца; болезненные оскорбительные насмешки над мальчиком, который в семь, восемь, десять лет уже знаком

…с природной простотой,С философической забавойИ с музой резвой и младой…

Вот мой камин — под вечер тёмный,Осенней бурною порой,Люблю под сению укромнойПред ним задумчиво мечтать,Вольтера, Виланда читать,Или в минуту вдохновеньяНебрежно стансы намаратьИ жечь потом свои творенья…

Это стихотворное воспоминание послано шестнадцатилетним поэтом-лицеистом своему однокласснику Павлу Юдину. Таким видит Пушкин-юноша Пушкина-мальчика, который легко переходит от «небрежных стихов» к воинственному азарту:

Блеснув узорным чепраком,

В блестящем ментии сияньеГусар промчался под окном…И где вы, мирные картиныПрелестной сельской простоты?Среди воинственной долиныНошусь на крыльях я мечты,Огни во стане догорают;Меж них, окутанный плащом,С седым, усатым казакомЛежу — вдали штыки сверкают,Лихие ржут, бразды кусают,

Да изредка грохочет гром,Летя с высокого раската…

И наконец, та «ранняя любовь», которая упоминается и в «Программе записок»:

Подруга возраста златого,Подруга красных детских лет,Тебя ли вижу, взоров свет,Друг сердца, милая Сушкова?Везде со мною образ твой,Везде со мною призрак милый;Во тьме полуночи унылой,В часы денницы золотой.

Между тем, по воспоминаниям сестры поэта Ольги Сергеевны, в доме Пушкиных собиралось немало блестящих, интересных людей. Кроме образованных французов, весёлые просвещённые родственники, несколько поэтов, в том числе молодой Батюшков. Однажды целый вечер пятилетний Александр Пушкин сидит напротив Карамзина и «вмешивается» в его разговоры. Пушкин-отец позже утверждал, будто ребёнок «уже понимал, что Карамзин — не то, что другие».

Девятилетнему мальчику, естественно, хочется попробовать себя в искусстве подражания и сделаться автором не хуже тех, которых слышал. В тетрадку заносятся первые пьески, басни. И вот первое (если бы последнее!) наказание за поэзию: гувернантка похищает тетрадку и, отдавая её гувернёру Шеделю, жалуется, что месье Александр не знает никогда своего урока именно потому, что «занимается таким вздором». В самом деле, мальчик уроков решительно не учил, но, обладая изумительной памятью, успевал на ходу запомнить всё, что отвечала перед ним усердная сестра. Хуже бывало, однако, когда учитель спрашивал его раньше сестры…