— Вы мне доставили большую радость. И вот теперь... Теперь я хочу показать вам картину.
— Наконец-то, — обрадовалась Ольга. — Илья Троимович говорит, будто похоже получилось. А я до сих пор не видела.
— Мы можем сейчас же отправиться, — предложил Веденин.
— Сейчас?.. Нет, сейчас на совещание в райком комсомола вызывают. А вот если бы завтра?
— А завтра, Олюшка, мы в театр приглашены, — напомнил Семен.
— Верно. Но ведь там не поздно кончится?.. Мы идем, Константин Петрович, прямо из театра. Хорошо?
Ольга действительно получила приглашение в театр. Но не на спектакль, а на собрание актерского коллектива.
Этому собранию предшествовал ряд событий, начавшихся в тот момент, когда, дочитав пьесу, полученную от мастера, Сергей возмущенно крикнул:
— Не буду ставить! Откажусь!
Тогда же, поздно ночью, пьесу прочитала и Зоя. Ей очень хотелось, чтобы Сергей оказался неправ. Однако, перевернув последнюю страницу, не смогла покривить душой.
— Ты прав, Сережа. Пустая, никчемная пьеса. И как она могла понравиться Валентину Георгиевичу?
— Завтра же заявлю ему, что отказываюсь от постановки, — сердито ответил Сергей.
— Отговаривать не собираюсь. Мне хотелось бы только, чтобы и отец прочитал.
— Но ведь Константин Петрович очень занят?
— Я попробую уговорить.
С этого и начался следующий день. Подкараулив момент, когда Веденин оторвался от работы, Зоя вошла в мастерскую и протянула пьесу:
— Я бы не стала, отец, тебя отвлекать, но это очень важно. Дело идет о работе Сергея... Прежде чем окончательно решить, мы хотим узнать твое мнение.
Расположившись в кресле, Веденин начал читать, а Зоя устроилась у печки. Помешивая догорающую головню, она смотрела на полотно. И с каждой минутой это полотно, пронизанное золотистым, ликующим светом, казалось ей все более живым. Зое даже показалось, что Ольга (она привыкла называть девушку в центре полотна именем подруги) чуть шевельнулась, приоткрыла губы...
— Дрянь! — брезгливо поежился Веденин, дочитав пьесу.
И повторил, когда Зоя позвала Сергея:
— Сущая дрянь!.. Я не считаю себя знатоком производственной жизни. Но то, что вижу, наблюдаю... Нет, эта пьеса не внушает мне доверия!
— Мне тоже, — кивнул Сергей. — А потому и хочу отказаться от постановки. Если же Валентин Георгиевич попробует на этом основании порочить меня... Тогда добьюсь, чтобы пьесу обсудили на актерском коллективе.
— Ну, а если ваш мэтр, проявляя осторожность, не будет вас порочить? Тогда как? Допустить, чтобы другой режиссер ставил это изделие?
— Вы правы, Константин Петрович. Допустить этого нельзя!
Явившись в театр, Сергей вошел в кабинет мастера и положил пьесу перед ним на стол.
— Означает ли это отказ? — прищурился мастер.
— Совершенно верно.
— И какими же причинами вызван отказ?
Сергей изложил свою точку зрения. Ему казалось, что он говорит настолько обоснованно, что мастер не сможет возражать.
— Понимаю, Сережа, — с недоброй насмешливостью ответил мастер. — Я готов был бы приветствовать вашу политическую строгость, если бы в данном случае она не производила впечатления стрельбы из пушки по воробьям. Все, что вы изложили с таким темпераментом, было бы уместно при иной ситуации... Мы же имеем дело с произведением комедийного жанра. Этому жанру свойственна некоторая условность.
— Но разве можно, Валентин Георгиевич, оправдывать особенностями жанра фальшивое, приспособленческое изображение нашей действительности?
Мастер не ответил на этот вопрос. Потянувшись за пьесой, спрятал ее в ящик стола.
— Разумеется, мне незачем вас упрашивать, Сережа. В нашем коллективе найдутся другие режиссеры, которые охотно осуществят эту постановку. Остается выразить сожаление, что вам изменила смелость.
— Я ждал, Валентин Георгиевич, что вы попытаетесь именно так истолковать мой отказ... И все же не намерен менять своего решения. Больше того — я убежден, что эта пьеса не должна найти места в нашем репертуаре!
— Не слишком ли много берете на себя? — отрывисто спросил мастер. — Руководство театра, и только оно отвечает за репертуар!
— Руководство следует поправить, если оно впадает в очевидные ошибки!
Прямо от мастера Сергей направился к председателю местного комитета. Это был немолодой, серьезный актер, внимательно относившийся к нуждам театральной молодежи. Выслушав Сергея, он предложил сейчас же посоветоваться с секретарем партийной организации.
— Вы правильно сделали, товарищ Камаев, что обратились к нам, — сказал секретарь (Сергей передал ему свой последний разговор с мастером). — Валентин Георгиевич позабыл ознакомить нас с пьесой. Постараемся исправить его забывчивость. Тогда и решим, как поступить.
Весть об отказе Сергея быстро разнеслась по театру и сразу обнаружила среди актерского коллектива несколько групп.
Одну из этих групп составляли приверженцы мастера. Здесь были и актеры, проработавшие с ним многие годы, и те, кого он привлек к себе различными подкупами (повышенный оклад, выигрышная роль, персональная похвала после генеральной репетиции). Отстаивая мастера, эта группа возмущалась поведением Сергея, обвиняла его в черной неблагодарности.