Сторонники мастера утверждали, что нельзя забывать о жанровой специфике, что похвально учиться у такого знатока комедийной техники, каким был Лабиш, что, наконец, пьесу можно доработать в процессе репетиций...
Весьма маститый по внешнему облику актер выразил даже сожаление, что мастер не пожелал сам поставить эту чудесную, сверкающую юмором комедию.
— О, я понимаю, Валентин Георгиевич! Вы хотели дать возможность молодому режиссеру впервые расправить крылья. Не ваша вина, если этот режиссер обнаружил иные, отнюдь не творческие способности!
— Что хотите этим сказать? Говорите до конца! — раздались возмущенные возгласы.
— Готов ответить, — с достоинством откашлялся маститый. — Не секрет, что товарищ Камаев обнаружил лишь способности к интригам!
Эти слова вызвали общий шум. Повскакав с мест, актеры вступили в ожесточенную перепалку. Автор в радужном костюме, обнаруживая удивительную шарнирную подвижность, перебегал от одной группы к другой. Саркастический автор нервно теребил галстук. Только мастер продолжал сохранять видимость равнодушия. Когда же тишина восстановилась, он попросил слова.
— Я не уверен, что подобный темперамент способствует деловой обстановке. К тому же (взглянул на часы) время приближается к спектаклю. Не лучше ли сохранить творческую энергию для зрителей?.. Постараюсь быть кратким. Несколько слов в порядке самокритики. Нет, я готов принять обвинение. Повидимому, я переоценил силы товарища Камаева, считая возможным поручить ему самостоятельную постановку. Но даже не это огорчает меня сейчас. Плохо, если молодой работник театра, вместо того чтобы честно признаться в своей неподготовленности, пробует свалить вину с больной головы на здоровую, пробует расколоть единый коллектив!
— Да что он говорит? — возмущенно вскочил Тимохин.
Ольга потянула его за рукав назад.
— Мне кажется, что вопрос о пьесе полностью исчерпан, — продолжал мастер. — Остается поблагодарить тех товарищей, которые высказали ряд ценных объективных замечаний. Нет сомнения, что тесное содружество авторов пьесы и нашего коллектива, по праву гордящегося многими талантливыми именами...
Мастер собирался закончить речь, но его прервал секретарь партийной организации:
— Один вопрос, Валентин Георгиевич. Насколько мне известно, пьеса не имеет визы? Она не одобрена к постановке?
— Да, визы еще нет. Но я имею договоренность, разрешающую приступить к репетициям с последующим просмотром спектакля.
— Это называется работать втемную, — донеслось из зала.
Мастер сделал вид, что не услышал возгласа.
— Мне остается пожелать, чтобы постановка комедии «Наша молодость» явилась не только праздником театра, но и в равной мере праздником всей советской драматургии!
Последние слова испугали Ольгу: ей показалось, что собрание может на этом окончиться.
— Разрешите мне сказать!
Хотя многим актерам было известно, что в зале находятся драмкружковцы, воцарилась удивленная тишина.
— Просим, — улыбнулся председатель.
— Разрешите сказать! — повторила Ольга и прошла вперед. — Я прямо скажу, товарищи актеры, — незачем тратить силы на такую пьесу. Всякие слова тут говорились: специфика, наследие, процесс. Разве в этом дело?.. Я простая работница. Но одно определенно знаю: из плохого материала качественное изделие не сделаешь. В брак изделие пойдет. Не пропустит ОТК!
Открытым, пристальным взглядом Ольга обвела присутствующих:
— Имеется в пьесе такая героиня — Нина Свиридова. Поет, танцует, головы крутит парням, недоразумения между ними устраивает. И каждый раз, уходя со сцены, объявляет: «Иду работать по-ударному!», «Иду техминимум сдавать!» А в самом конце выясняется, что эта Свиридова усовершенствование сделала в работе. И опять по этому поводу поет и пляшет. Веселая она! А у меня нет к ней доверия!
По мере того как Ольга говорила, вокруг становилось все оживленнее. Председатель приподнялся, чтобы снова призвать к порядку. Но Ольга сама навела порядок:
— Тихо, товарищи! Все равно доскажу до конца!.. Сейчас у нас на предприятии стахановское движение разворачивается. По этому поводу должна сказать и о себе. Тоже стахановка, тоже кое-чего добилась. Значит, могла бы узнать Свиридову, как свою подругу?.. Нет, не смогла узнать!
На мгновение задумавшись, покачала головой:
— Я не о том говорю, чтобы показать на сцене, как она у станка стоит, как норму перевыполняет. Не это — другое требуется. Должна я поверить в Свиридову, как в нашего человека. Должна понять, каков у нее характер, что на сердце у нее, какими мыслями живет... Да, мыслями! Сегодняшний рабочий человек никому за себя не позволяет думать. Сам все обдумает, само все решит!
Многие в эту минуту ощутили, будто в зал ворвался ветер, будто свежая, сильная его струя промчалась по залу. Раздались и одобрительные возгласы и аплодисменты.
Драматурги кинулись к мастеру, что-то втолковывая ему панической скороговоркой. Мастер поднялся, словно намереваясь уйти, но тут же снова сел, и снова прильнули к нему драматурги...
Ольга заметила их и подошла почти вплотную: