Творчество

...Гости начали собираться к девяти часам. Пришли два товарища Рогова по работе в крайкоме, техник из Горного управления — сослуживец Ани. Вслед за ними явился завкрайоно и действительно не замедлил начать с Александрой разговор о предстоящей учительской конференции.

— У нас вообще такое мнение складывается, Александра Николаевна, — пора вас перетянуть к нам в аппарат.

— Правильно! — обрадовалась Аня. — Давно пора!

Но Александра решительно запротестовала и даже упрекнула завкрайоно в недооценке периферии.

В это же время Веденин беседовал с заведующим музеем. Это был художник, влюбленный в свой край, уроженец Крутоярска (еще в далекие царские времена его родители были высланы сюда на поселение).

Художник рассказывал, с каким нетерпением ожидается в городе открытие музея, как проводились комсомольские субботники по уборке строительного мусора, как пионеры — и те по собственному почину участвовали в этих субботниках.

— В залах первой очереди экспозиция почти закончена. Сами завтра увидите, Константин Петрович. А полотно ваше доставлено, вынуто из футляра. Я распорядился, чтобы пока никому, даже сотрудникам музея не показывали.

— А ваше мнение? Вы видели? — спросил Веденин.

— Многое хочется сказать, — ответил художник горячим полушепотом. — Но не сейчас. Не хочу говорить мимоходом.

Собирались гости. Всего пришло восемь человек. Анины подруги (тоже ее сослуживицы по Горному управлению) прерывали серьезные разговоры молодым, беззаботным смехом. Убегая на кухню, подруги возвращались с раскрасневшимися лицами и тут же спешили попудриться.

— Дорогие гости, пожалуйте к столу, — пригласила Аня.

По общему настоянию она и Рогов сели во главе стола. Налили первые рюмки, и Рогов, торжественно поднявшись, намеревался приветствовать гостей (он, улыбаясь, смотрел на Александру и Веденина: они сидели рядом на противоположном конце стола).

Однако произнести приветствие не удалось. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался полный человек в меховой безрукавке и охотничьих, выше колен, фетровых сапогах.

— Вот, значит, как? Тайком решили справить?.. Не ожидал, Михаил Степанович!

Это был директор ближайшего к Крутоярску рудника.

— Откуда узнал? История умалчивает. Есть еще на свете добрые люди... (Завкрайоно закашлялся и прикрыл лицо платком.) Есть еще добрые люди, от которых можно получить информацию!

Неожиданное это вторжение развеселило гостей. Начали уплотняться, сдвигать стулья. Директор жаловался, что его нарочно хотят посадить на углу... («Семь лет без взаимности. Не желаю!») До того стало шумно, что Рогову пришлось постучать ножом по краю тарелки.

— Долгую речь произносить не собираюсь. Выпьем... Выпьем за жизнь, дорогие друзья! Чтобы жить нам и жить в превосходной нашей жизни!

— И чтоб полна была она, как счастье молодых! — добавил директор. Осторожно поднял до краев налитую рюмку и опрокинул, закрыв глаза.

Затем появились пельмени — маленькие, ровные, гладкие, обжигающие паром, брызжущие жирным соком...

Пожилой железнодорожный мастер (Веденин узнал, что его бригада завоевала первое место на строительстве рудничной ветки) спохватился:

— Горько!.. Горько!..

Его поддержали: — Горько! До чего же горько!

Рогов поднял Аню за локти, заглянул в счастливые ее глаза и, сам своего не утаивая счастья, прикрыл поцелуем ей губы.

— Да, молодость всюду нас сопровождает, — шепнула Александра.

А завкрайоно перегнулся через стол:

— За вами слово, Константин Петрович. Просим высказаться. Так сказать, от лица Ленинграда!

— Слово Константина Петровича — его работа, его картина, — поспешил Рогов на выручку. — Скоро мы все ее увидим!

То чувство, которое Веденин испытывал в первые минуты после приезда, оставалось таким же прочным. Он продолжал чувствовать себя как в родном доме. Гости вокруг шумели, перекидывались шутками, тут же завязывались, прерывались, снова возникали и деловые разговоры... Разговоры эти касались местных дел и, казалось бы, были чужды Веденину. Однако ему доставляло удовольствие прислушиваться ко всему, что вокруг говорилось. Прислушивался и думал: «Сколько же у нас самых разнообразных дел!»

Весело продолжался свадебный вечер. Едва исчезло последнее блюдо пельменей, как стол перенесли в соседнюю комнату.

— Кадриль! Сибирскую нашу кадриль!

Техник из Горного управления (остроглазый, кучерявый) первым вышел на середину. Повел плечами, притопнул, с поклоном вызвал Аню. За ними вторая пара, третья... Как же не захлопать в такт стремительным фигурам кадрили? Александра взглянула на Веденина. Он тоже хлопал, старательно и громко отбивая такт.

— А теперь хочу узнать, Александра Николаевна, — одобряете ли мой выбор? — спросил Рогов (он не сводил глаз с танцующей Ани).

— Одобряю, Михаил Степанович.

— Спасибо. Сердечная она, настоящая. Знаете, как встревожилась, когда я написал ей о вашем заболевании? Потребовала, чтобы каждый день сообщал о ходе болезни. Очень встревожилась!

Александра продолжала ласково следить за Аней. Встретились на миг глазами. Аня кивнула, точно говоря: «Сегодня всем должно быть весело!», и снова ее увлекла кадриль...