Творчество

...А на рассвете, когда была пропета такая широкая, такая душевная песня, какую только и петь на рассвете, в тесном дружеском кругу, — кто-то сказал:

— Хорошо бы за город!

Эта мысль всем понравилась. Решили ехать сейчас же, в полном составе (солнце уже подымалось, сгоняя ночную синь).

— Куда же отправимся?

Заведующий музеем, знаток и ценитель местных красот, предложил на выбор несколько маршрутов. Но Рогов их отверг.

— Имею другое предложение. Тем более, оно особо должно заинтересовать ленинградского нашего гостя.

Щелкнув крышкой, он поднял над головой портсигар. Веденин увидел знакомый ветвистый орнамент и сразу вспомнил о старом резчике.

— А ведь верно! Как я упустил? — воскликнул заведующий. — И мастер талантливый. И поселок, где живет, расположен в живописной местности. Едем в Горячие Ключи!

Веденин и Александра снова оказались в машине. Рогов снова занял место водителя. За стеклом машины снова побежал проспект.

36

Подымалось солнце, сгоняя ночную синь. Укатанное, поблескивающее шоссе прорезало голубые поля. Затем, достигнув развилки, свернули на боковую — узкую и извилистую — дорогу. По ее сторонам, свесив тяжелые белые лапы, теснились ели. Часто попадалась и сосна, низкорослая, переплетающаяся ветвями. В одном месте дорогу перебежала просека: столбы высоковольтной линии шагали по этой просеке. И опять белые лапы окружили машину, стряхивая на нее легкую морозную пыль.

Остальные машины ехали следом. Иногда доносились их сигналы. Рогов давал ответный гудок. Веденину не хотелось говорить: езда убаюкивала, солнечные искры на снегу заставляли жмуриться. И Александра молчала, поддавшись покачиваниям машины. Только Аня (она сидела рядом с Роговым) что-то шептала ему и тихо смеялась.

Поселок — совсем небольшой, несколько дворов — стоял над обрывистым песчано-рыжим склоном. Обледенелые каменные глыбы лежали по склону: казалось, они стремительно катились и замерли вдруг, скованные морозом. А под обрывом, в широкой каемке талого, ноздреватого снега, лежала мшистая и зеленая земля. Над ней — то отвесными струями, то волнистой пеленой, то клокочущими клубами — вздымался пар.

— Потому и называется поселок Горячими Ключами, — объяснил Рогов. — Лабораторные пробы подтверждают целебные свойства этих ключей. С будущего года приступаем к строительству курорта.

Подъехали остальные машины. Услыхав шум, на крыльцо крайней избы вышла женщина средних лет.

— Дедушка дома? — спросил, поздоровавшись, Рогов.

— А где ж ему быть!

И крикнула, приоткрыв дверь в избу:

— Дед!.. Слышишь, дед!.. До тебя приехали!

Через минуту старый резчик появился на пороге. Веденин увидел его и замер.

Маленький седенький старичок стоял на пороге. Длинная рубаха спадала ниже колен. Старичок улыбался, морщинки бежали по сморщенному личику. Шагнув вперед, спросил негромко:

— Откеле вы?

Точно молодой заонежский день снова окружил Веденина щебетом птиц, жужжанием пчел, звенящим шелестом тонких березок...

— Здравствуй, дедушка. Гостей принимаешь?

— Ах, это ты, Михаил Степанович? Входи, родной. Ишь, сколько с тобой товарищей... Входите, входите, товарищи!

Старичок отступил, пропуская гостей в избу. Сам вошел последним и снова всех оглядел с неторопливо-ласковой вопросительностью.

— А мы особого гостя привезли, — сказал Рогов. — Далекий гость. Из Ленинграда.

— Почему же далекий? Ехать только далеко. А так, по всем статьям, знакомый город.

И, обернувшись к Веденину, спросил:

— Занимаетесь чем? Ученый какой или, обратно, инженер?

— Нет. Я так же, как вы... Художник.

— Встреча-то какая!.. По дереву или по кости?

— Я живописец. Работаю красками.

— Серьезное дело. Красками не пробовал. Пихта, орешник, береза — с этим материалом знаком. А красками не приходилось.

Теперь, когда глаза свыклись с полутемнотой (небольшое окно освещало преимущественно верстак, заставленный кусками дерева, ножами для резьбы), можно было разглядеть и длинные полки с образчиками работы: шкатулками, ковшами, блюдами...

— Смотрите, смотрите, — пригласил старичок. — Чем богаты, тем и рады.

Гости рассматривали, восхищались искусной резьбой. А старичок поманил Веденина на другую сторону избы.

— Нечего там смотреть. Зряшные работы. Не к тому теперь душа лежит!.. У вас-то, в Ленинграде-то, соображают, какая работа нынче требуется?

И, поманив Веденина еще ближе, достал небольшую фигурку:

— Не кончил еще. Как товарищу тебе показываю.

И то, что резчик перешел на «ты», и его приглушенный голос, и полумрак, перерезанный оконным лучом, и пахучее прикосновение дерева к ладони — во всем этом для Веденина была необычайность.

А фигурка, которую он теперь разглядел, изображала сильное, играющее мускулами юношеское тело. Закинув руки за голову, упруго выставив левую ногу вперед, юноша стоял утверждением непочатой силы.

— Внучек. В армию скоро пойдет, — любовно пояснил старичок.

Потом, взглянув на женщину, притулившуюся у дверей, неодобрительно кашлянул: