Ты боишься темноты?

– Вы просите невозможного. Простите, что впутала вас в это, но… – Дайана осеклась и, немного подумав, обратилась к Гринбергу: – Как по-вашему, если я потолкую с Алтьери, он оставит меня в покое?

– Интересный вопрос, – усмехнулся Гринберг. – Вполне возможно… если посчитает, что мы за ним следим. Хотите встретиться с ним лично?

– Нет… я…

– Она хочет сказать, что согласна, – перебила Келли.

Дом Энтони Алтьери представлял собой типичное каменное здание в колониальном стиле в округе Хантердон, штат Нью-Джерси. Огромное строение располагалось в глухом месте на участке в пятнадцать акров, окруженном высоким железным забором. Тут росли тенистые деревья, голубели пруды и переливался всеми цветами радуги большой сад.

Прямо за воротами находилось караульное помещение, где сидел охранник. Увидев подъезжавшую машину, он вышел навстречу.

– Добрый день, лейтенант, – приветствовал он, очевидно, узнав Гринберга.

– Здравствуйте, Цезарь. Нам нужен мистер Алтьери.

– У вас есть ордер?

– Нет, это что-то вроде визита вежливости. Слово офицера. Ни ареста, ни обыска.

Охранник взглянул на женщин и пожал плечами.

– Подождите здесь, – велел он и направился в будку.

Вскоре он снова появился и открыл ворота.

– Можете заезжать.

– Спасибо, – кивнул Гринберг и подкатил к самому входу.

Едва они вышли из машины, из дома появился второй охранник:

– Следуйте за мной.

Он провел их через гигантскую гостиную, причудливо обставленную антикварной и современной мебелью. Несмотря на то что день выдался теплым, в громадном камине ревело пламя.

Все трое молча шагали за охранником, не задавая вопросов. Тот открыл дверь, и они оказались в большой темной спальне. Алтьери лежал в постели, под капельницей. Дайане он показался живым скелетом. Он очень постарел и похудел с того дня, как она видела его в суде. У кровати стояли священник и сиделка.

Алтьери оглядел вошедших и остановил взгляд на Дайане.

– Какого черта тебе тут надо? – спросил он хрипло.

– Мистер Алтьери, я попросила бы оставить меня и миссис Харрис в покое. Зачем вы преследуете нас? Отзовите своих людей. Вам недостаточно было убить моего мужа, и…

– Что это ты мелешь? – прошипел Алтьери. – Да я ничего не слышал о твоем муже. Только прочел об этой дерьмовой записке, которую нашли на его трупе. «Будешь кормить рыб»! – Синеватые губы растянулись в издевательской ухмылке. – Вижу, кое-кто насмотрелся «Сопрано»[10] и работает под нас. Так вот что я скажу тебе, дамочка, и даже денег за это не возьму. Ни один итальянец такого не написал бы. Плевать мне, сдохнешь ты или еще поживешь. Но мне сейчас ни до кого нет дела. – Он поморщился от боли и схватился за горло. – В эту минуту я пытаюсь примириться с Богом, так что…

Алтьери стал задыхаться.

– Думаю, будет лучше, если вы уйдете, – посоветовал Гринбергу священник.

– Что с ним? – прошептал тот.

– Рак.

Дайана в последний раз взглянула на умирающего.

Плевать мне, сдохнешь ты или еще поживешь… В эту минуту я пытаюсь примириться с Богом…

Нет, в таком состоянии не лгут. Ему действительно нет до нее дела.

Дайану охватила всепоглощающая паника.

На обратном пути детектив Гринберг встревоженно заметил:

– Как хотите, а он говорил правду. И это мне совсем не нравится.

– Вы правы, – нерешительно кивнула Келли. – Этот человек умирает. Он занят только собой.

– Вы можете назвать причину, по которой кто-то задумал избавиться от вас обеих?

– Нет, – не задумываясь ответила Дайана. – Если это не Алтьери… – Она покачала головой. – Просто не представляю.

– Я… я тоже, – призналась Келли.

Гринберг проводил женщин до квартиры Дайаны.

– Мне нужно на работу, но здесь вам ничего не грозит. Следующие двадцать четыре часа у дома будет дежурить патрульная машина, а за это время мы что-нибудь узнаем. Она прибудет через пятнадцать минут. Если понадоблюсь, звоните.

Он попрощался и ушел.

Дайана и Келли молча смотрели одна на другую, не зная, о чем говорить.

– Не хотите чая? – пробормотала Дайана.

– Кофе, – назло ей потребовала Келли.

Дайана раздраженно вздохнула:

– Как знаете.

Пока она варила кофе, Келли бродила по комнате, разглядывая картины. Вернувшаяся Дайана увидела, что гостья изучает ее работу.

– Стивенс. Интересно. Это вы нарисовали?

– Я.

– Миленько, – небрежно обронила Келли.

Дайана недовольно поджала губы.

– Вот как? Вы разбираетесь в искусстве?

– Не слишком, миссис Стивенс.

– И что же вы любите? Бабушку Мозес[11], полагаю?

– У нее интересные работы.

– И какие еще примитивисты затронули ваше сердце?

Келли повернулась к Дайане:

– Честно говоря, я предпочитаю прихотливые, абстрактные формы. Разумеется, есть и исключения. Например, в тициановской «Венере Урбинской» слегка диагональное расположение обнаженной фигуры – поистине поразительная находка…

Из кухни донеслось клокотание кофеварки.

– Кофе готов, – резко бросила Дайана.

Они сидели в гостиной молчаливые, угрюмые, не обращая внимания на остывший кофе. Дайана заговорила первой.

– И все же почему кто-то старается прикончить нас?