Мирону все же удается усадить меня на стул и всунуть стакан в мои дрожащие пальцы. Я подношу его к губам, и в нос тут же бьет знакомый запах.
Отталкиваю от себя этот «коктейль», стакан проезжает по скользкой столешнице и летит на пол, со звоном разбиваясь. Вертинский лишь качает головой на это, смерив меня неодобрительным хмурым взглядом.
— Надеялся под шумок вырубить меня? — спрашиваю со злостью, прекрасно понимая его мотивы.
— Проскальзывала такая мысль. Аккуратнее, ну, — он быстро оказывается возле меня, когда я спускаю ноги с высокого стула и хочу встать. — Здесь осколки повсюду…
— Что у вас случилось? — Кристина замирает в одном шаге от стекла, обводит кухню взглядом, останавливаясь на мне с влажными от проступивших слез глазами. — Ты ее обидел?
Мирон вскидывает ладони и отходит от меня, потому что разъяренная беременная женщина способна на многое. В том числе и на убийство в состоянии аффекта.
— Тин, все нормально. Я сейчас уберу тут все, а ты возвращайся лучше на диван, чтобы не пораниться, — я все же осторожно поднимаюсь на ноги, держась за краешек столешницы, чтобы не плюхнуться в обморок от переживаний на глазах этих двоих.
Интересно, а отец Яна уже в курсе случившегося? Когда он решил наказать сына таким образом, явно не рассчитывал на причинение вреда здоровью своему единственному ребенку.
У каждого человека в груди есть сердце. Остается только надеяться, что у Леонида Вадимовича оно все же бьется. Если там камень, черный литой гранит, он и глазом не моргнет, узнав последние новости.
— Давай, может, я? — Мирон пытается перехватить у меня осколки, когда я присаживаюсь, чтобы собрать самые крупные руками.
— Лучше отойди. Мне нужно занять себя чем-то, чтобы не сойти с ума. Сейчас я немного успокоюсь, узнаю, в какой больнице находится Ян, и поеду к нему. И только попробуй меня остановить.
Поджимаю губы, услышав в ответ легкую усмешку.
— Я отвезу тебя сам, так хоть спокойнее будет. Но ты же понимаешь, что у нас сейчас нет права на ошибку?
— О чем ты говоришь? — поднимаю взгляд на уровень его глаз.
— К его палате наверняка приставили охранников. Не стоит их провоцировать.
— Ты считаешь меня настолько глупой? Думаешь, я наброшусь на них? Выхвачу оружие?
— Ну… — он потирает место чуть пониже груди, а я вспоминаю о пульсации в руке и чуть не роняю осколки обратно. — Ты можешь, да.
— Я умею держать себя в руках.
Кристина отправляется домой на такси, а мы с Мироном едем в больницу. Всю дорогу он пытается переключить мое внимание на какие-то шутки, но я не поддаюсь.
Это слишком сложно. Сложно переключиться, когда у тебя перед глазами то и дело мелькают картинки ножевых ранений и информация о тюремных сроках, которые дают за них.
Около больницы я выпрыгиваю из машины, когда Вертинский еще не до конца тормозит, несусь к ступеням крыльца и перепрыгиваю через одну, дергая на себя тяжелую дверь. Медсестра шарахается, когда я подлетаю к ней.
— Костров Ян Леонидович в какой палате? — тараторю, сжимая пальцы на ее предплечье.
— Девушка, прекратите немедленно. Здесь несколько отделений, откуда я знаю, где ваш знакомый?
— Муж… — машинально поправляю ее.
— Идите на главный пост, вся информация там.
Она показывает мне нужное направление, и я, так и не дождавшись Мирона, спешу выяснить все сама. Прохожу по длинному коридору, заворачиваю за угол и тут же отскакиваю назад, натолкнувшись взглядом на две знакомые фигуры.
Рука сама лезет к телефону и включает диктофон.
Глава 25