Ты была моим городом (СИ)

— Ты никогда не называл меня так, — поразившись собственной откровенности, шепчет Кларк, поднимает голову, ненароком скользя вмиг напрягшимися пальцами по кромке ворота его белой рубашки. Беллами, если и удивлён, то не показывает этого, фальшиво улыбаясь, чтобы сохранить иллюзию их принадлежности к этому обществу. — По фамилии.

— Справедливости ради, — хрипит он, скользнув по её лицу пренебрежительным взглядом, — Апостол Блейк возвращает тебе твою монету.

Это маленькая словесная игла сдувает всю напускную браваду.

— Что ж, мы квиты.

— Только, если я сделаю что-то непоправимое с тобой, — сквозь крепко сцепленные зубы. — Но я не смогу. Почему-то никогда не мог.

— Мы оба делали то, что должны были.

— Как бы я хотел поспорить, но не стану.

— Это глупое веселье перед финалом, — выплевывает Кларк, чтобы заполнить неловкую тишину и вой какой-то части себя, что тянется к нему так безнадежно и сильно. — Нелепо.

— Джаспер так не считал, — смотря куда-то на гостей и кружась с ней, говорит Беллами. — Может, он был прав. Стоило ли всё это выживание хоть чего-то? Мы так гнались за тем, чтобы всех спасти, что не заметили, что упустили саму жизнь.

— Может, это тот самый шанс, что мы её получим?

Блейк не отвечает.

— Ты когда-нибудь думала об этом?

Предпоследние аккорды звучат громче. Скрипка вновь вступает в игру.

— О чем?

— О жизни без спасения мира.

«Мы не любили друг друга».

— Да. Да, я думала.

— Кто мы в том мире?

Музыка перестаёт играть. И Кларк осознает, что Беллами впервые за долгое время не отводит от неё взгляда. Не буравит. Сам гипнотизирует. Ищет что-то на глубине, где уже не дышат. Находит ли он там что-то, она не знает. Однако едва сдерживает разочарованный вздох, когда его руки перестают ощущаться на теле, и он исчезает в толпе аплодисментов и какого-то нездорового ликования элиты.

Кто они в том мире?

— Ваш кавалер немногословен, может, я могу составить вам компанию?

Голос Билла Кэдогана разрывает приятную атмосферу, словно меч — воздух. Кларк надеется, что у Рейвен и остальных всё получилось.

— У меня есть к вам множество вопросов, а ещё больше к вашим друзьям, которые что-то забыли в моём кабинете.

Сердце ухает в пятки, стоит ей обернуться. Вышеупомянутые уже проклинают охранников, которых удерживают их за локти и предплечья. Толпа перешептывается.

×××

Он ненавидит это. То, что вырывается из горла, немой крик утопающего. Мольба.

— Кларк, мне…

Гриффин оборачивается, ткань её платья шуршит, и голубые глаза озадаченно смотрят на него. Чувствует это по тому, как появляются подкожные иглы. Пистолет крепко зажат в руке. Он жмурится, пытаясь взять под контроль собственный разум, но тот чудовищен. Посылает предательские картинки, размытые, расфокусированные, быстрым шлейфом летящие перед глазами. Боль заполняет его желудок и становится трудно дышать. Здесь спертый, влажный и плотный воздух. Таким не дышат — задыхаются. Запах пороха смешивается с потом и чувством стыда, жаркой волной поднимающейся вверх по спине, шее и горлу. Царапина на предплечье последнее, что тревожит.

Без неё он не справится. Без своего проклятия ему даже не встать на ноги, не сделать вдох. Гребаная ирония.

— Что такое? — спокойный вопрос во время перестрелки.

— У меня, кажется, паническая атака, — выплевывает жёстко, как обвинение, хотя режущая и кромсающая боль едва не вынуждает его скулить.

Беллами стекает по стене, едва не задев картину, баснословно дорогущую наверняка, упирается вспотевшими, слабыми ладонями в пол и поверхностно дышит. Жар обволакивает его, рубашка прилипает к взмокшей спине, а по вискам стекают капли пота. Гриффин присаживается на колени рядом, мягкая и тёплая. Ему даже смотреть на неё не надо, всё равно в голове чётко вырисовывается она, безупречная и прекрасная, привлекательная и убийственная. В этом платье, от которого хочешь — взгляда не отведешь. Пульсация вытаскивает это из недр мозга, решившего сыграть в ящик, по всей видимости. По ладонями фантомно, призрачными вспышками взрывается ощущение её кожи, её чертового тела. Внутри затягивается узел.

— Послушай меня, — её пальцы аккуратно приподнимают налитую свинцом голову, пока веки Беллами подрагивают.

Он не может переступить через себя. Перебороть это, потому что в чёртовой голове не осталось ни одного места, которое бы так или иначе не относило его к Кларк. Он хочет сбросить их себя, поморщится от отвращения к ней, заявить, что справится, но это неправда.

Это нужда.

— Дыши через нос. Глубоко. Почувствуй, что твоё тело принадлежит тебе. Ощути мои прикосновения. Мой голос. Ты не на Санктуме. Ты в безопасности. Ты на Земле.

— Да, — выдыхает он, — но ты здесь. Со мной.