Ты была моим городом (СИ)

— Только это, — пожимает плечами девушка, продолжая глазеть в другую сторону комнаты. — Сделай одолжение. Прекрати заливать пустоту алкоголем. Если что…

— Я всегда могу залить пустоту с тобой? — интересуется он, меняя угол наклона в её сторону.

— Не со мной, — вдруг шепчет Рейвен, желая запретить голове так яростно и предательски подсылать ей все эти утренние ощущения, прямиком из кольца его рук и ног: тепло, разливающееся в груди, щекочущее затылок дыхание, неосознанные касания чужих пальцев сквозь шелковую пижаму и тяжесть вполне знакомого тела — тела, что с завидной постоянностью выводило её на чистые эмоции. Без лжи, сомнений и недосказанностей. Без уловок и увиливаний. С Мерфи она была кристально чиста, в такие моменты она даже не лгала себе, пока не заходила в тупик из-за того клубка оголенных проводов, что они на пару любили путать. — Но я постараюсь что-то придумать.

«Прекрати пить, прекрати, — кричит всё естество, когда глазам стоит лишь уловить призрак рюмки или бутылки в его крючковатых пальцах, — я не могу потерять ещё одного дорогого мне человека из-за этого».

Она могла ненавидеть мать за всё то, во что она превратила её детство, но эта женщина, с безумным смехом и медовыми глазами, оставалась её мамой до последнего вздоха, спутанной пряди волос и родинки под ключицей. Рейвен привыкла запечатывать чувства, прятать их в углу комнаты собственного подсознания, чтобы те не знали света, не знали как проростать сквозь тернии, без воды и ухода, не обвивали лозами привязанности сердце, бракованное и не умеющее правильно любить.

— Пустоту нельзя залатать, — сухо констатирует Мерфи, закрыв глаза. — Знаешь же, что это не то, что подлежит ремонту. Это бесполезно.

— Залатать нельзя, но заполнить чем-то иным можно. Утром, когда тебе едва не отгрыз пальцы тот зубастый пёс, мне не было пусто.

×××

Мэди уходит к аквариум, с диковинными рыбами, прежде, чем Беллами хочет сказать, чтобы она не блуждала слишком далеко от него, но девочка будто чувствует его немую просьбу и тихо угукает. Он не спрашивает, как она распознала это изменение, и тянется за бутылкой газировки. В горле давно першит, а пара баксов у него есть. Пока Беллами ломает голову над тем, откуда у них деньги, одежда и дом, в перерывах выбирая на какой банке остановиться, кто-то за его спиной насмешливо хмыкает. Насмешливо и откровенно.

Он оборачивается, и желудок будто падает. Перед ним стоит Джозефина. В своём первом теле, одетая в тёмные брюки и широкую, явно не со своего плеча, кофту с капюшоном.

— Этот вкус самый отвратный, — пока Беллами в оцепенении вспоминает как дышать, девушка ловко обходит его, стаскивает фиолетовую баночку и бесцеремонно пихает ему её в грудь. — Ошибка эксперимента. Возьми эту. Чего ты пялишься так?

— Я… — горло обвивает змеёй онеменения. — Кхм. Да ничего.

— Если думаешь, что смутил меня, то ни черта подобного. Это я смутила тебя.

— Полегче. Мы всего лишь незнакомцы, — как можно спокойнее говорит Беллами, всё ещё немного поражённый внезапностью встречи с ней.

Но её лицо меняется с нейтрального на жёсткое.

— Почему моё паучье чутье подсказывает мне, что ты меня знаешь?

— Ну, может, это проблемы сугубо твоего паучьего чутья? — он пытается её обойти, но блондинка упорно дышит ему в спину.

— Оно не лжет. Никогда. У тебя зрачки расширились, когда ты меня увидел. Из-за страха? Узнавания? Одержимости?

— Одержимости? Мир не крутится вокруг тебя.

— Правильно, — самодовольно хмыкает Лайтборн. — Потому что я кручу его вокруг себя. Но это мелочи. Так в чем твоя проблема, красавчик?

— У меня нет проблем. Твоя паранойя раздражительна, — Беллами изо всех сил старается согнать тени, утягивающие его на дно из воспоминаний.

В их истории с Джозефиной чересчур много изрезанных язвительностью, желчью и не принятием страниц, там фигурирует Кларк, там… Бездна из осколков, кривых, лживых и ничего не стоящих.

— Твоя наигранность выбешивает, — льёт патокой слова девушка. — Приятно познакомиться, я Джозефина.

В прошлый раз она возвышалась над ним, пока в груди разрастался гриб осознания, что он потерял.

— Беллами.

— Миленько, — комментирует она, садясь на лавку рядом, и запрокидывает голову на экран транслирующего какие-то новости телевизора. — Миру недолго осталось греться в лучах солнца. Люди паразитируют на нем… А у всех паразитов один итог.

Беллами хмурит брови и удивлённо моргает. Лайтборн, расценив это за существенный диссонанс с её продемонстрированным ранее пофигизмом, продолжает.

— Эти голоса², — она стучит двумя пальцами по виску, но встречая его непонимание, кривится. — Что, серьёзно? Не знаешь? Из какой же ты дыры.

«Родом из куска металла. Твои слова, знаешь».

— Не бери в голову, — устало и несколько разочарованно.

Лицо Кэдогана заставляет его встрепенуться и напрячься, это, конечно, не укрывается от её пронзительных глаз, но Джози молчит.

— Знаешь его? — опережает Беллами любые её вставки.

— Кто не слышал о безумии этого олуха? Фанатик и глупец. А остальные, разинув рты, верят в его приближенность к Богу, что он спасёт их, когда земля под ногами разверзнется.