Ты не сбежишь

За спиной слышится оханье матери и тяжёлый вздох отца. А ещё я вижу в глазах Влада тень одобрения. Он ведь понимает, что не я всё это затеяла? Не видит в этом подлого предательства? Да, сейчас я соврала в некоторых вещах. Миксаев ведь действительно удерживал меня у себя дома и не единожды совершал эти самые действия сексуального характера. Но так нельзя, вчера он открылся мне, обнажил свою боль, просил остаться, чтобы увидеть маму, а весь этот сюрреализм сейчас – плевок в эту самую открытую душу. А в неё ему плевали много раз, если судить по словам Эллы.

Следователь пожимает плечами и убирает листок в лоток, а ручку в органайзер.

– Что ж, тоже верно. Девушке есть восемнадцать, факт насилия она не признаёт, писать заявление отказывается. Не вижу достаточных оснований для открытия дела.

– Как так?! Разве вы не видите? – вскакивает мама.

– Мы будем обращаться выше! – отец тоже её поддерживает.

Неужели эти люди меня совсем не слышат? Они же мои родители. Родители! Почему для них не важно то, что я говорю?

– Освободите молодого человека, – отдаёт приказ конвоирам. – Но попрошу пока задержаться, нужно подписать документы.

– Этим займусь я, – в кабинет уверенным шагом проходит высокий подтянутый мужчина лет пятидесяти. – Я представляю интересы семьи Миксаевых в юридической плоскости. Антон Петрович Кусынин. Владислав Олегович, вас ждёт машина, отец просил приехать.

С Миксаева снимают наручники и провожают, родители начинают переговариваться на повышенных тонах с этим мужчиной и следователем, а я даже слышать всего не хочу. Забираю со спинки стула пальто и тоже ухожу, не обращая внимания на окрик отца.

Пусть делают что хотят. Ничего я не стану писать. Возьму такси и поеду к Машке, не хочу домой.

На улице возле серебристого внедорожника Влад закуривает сигарету. Я просто не могу не подойти.

– Влад, мне так жаль, что всё это произошло, – он выпускает дым, подняв голову, а потом молча смотрит на меня сверху вниз. – Я ничего этого не хотела. Это всё Марк затеял, он позвонил родителям.

– Ты же понимаешь, что после этих слов я сровняю его с землёй? Или снова придёшь за него просить?

Его голос холодный. Сейчас передо мной Влад, которого я знала до вчерашней ночи. Неудивительно, ведь стоило ему приоткрыться, как тут же что-то случилось.

– Не приду. Не стану просить за него, делай как знаешь.

– Ты же соврала, Принцесса. Я ведь всё это делал с тобой. Ну почти всё, – ухмыляется и снова затягивается, а мне от этой усмешки становится больно. Будто он сейчас просто констатирует какой-то забавный факт. Будто этой ночи и не было.

Даже не нахожусь, что ответить. Теряюсь под его взглядом, все мысли будто сквозь пальцы вытекают.

– Но больше не надо бояться, Лера. Всё закончилось. «Охота» провалилась, ты победила, – его слова заставляют сердце пропустить удар. Холодный тон промораживает насквозь. – Спи спокойно, маленькая Принцесса, – Влад ловит пальцами прядь моих волос, брошенных ветром на лицо. – Злые волки тебя больше не побеспокоят.

Слышу, как сзади окрикивает меня мама, но не могу даже пошевелиться. Влад садится на заднее сиденье внедорожника, но почему-то держит дверь открытой и смотрит на меня. Это приглашение? Но ведь то, что он только что сказал…

– Валерия! – зычный голос папы зовёт меня.

Я прикрываю глаза и глубоко вдыхаю. Он сказал: «Охота окончена». Разве не этого я хотела столько времени?

– Прощай, Влад.

Я отворачиваюсь и иду к машине отца, услышав за спиной хлопок двери и шум шин.

Всё кончено.

***

Влад

Настенные часы тикают слишком громко. Если зажмурить один глаз, то край стрелки как раз посреди головы отца. Торчит из лысой башки.

Ах да. Отец.

– Ты меня вообще слушаешь, Влад? – он привстаёт со своего кожаного кресла, нависая над массивным столом. – Ты под кайфом, что ли?

– К сожалению, нет.

Закидываю руки за голову, потягивая мышцы, и откидываюсь на спинку кресла.

– Да твою ж мать! – мне в рожу прилетает стопка каких-то бумаг. Папочка разозлился. – Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

– Мою мать ты не знаешь, – отвечаю как можно спокойнее, оставаясь в расслабленной позе.

– Влад, – отец говорит приглушённее и устало усаживается обратно в кресло. – Ты вообще человек? Ты понимаешь, что так нельзя, что нормальные люди себя так не ведут. Почему ты такой?

Хороший вопрос от того, кто меня таким сделал.

– Что же ты творишь, сын? – «сын». Ну да. – Она же совсем девочка была ещё. Мне как теперь людям в глаза смотреть-то?

– А тебя только это волнует? Что о тебе скажут, да? И, кстати, ей уже было восемнадцать. – скручиваю самолётик из одного из листков, что отец швырнул в меня, и запускаю ему прямо на стол. Точное попадание. – Я спрашивал.

– До или после, позволь поинтересоваться? – ехидничает, а самого аж трясёт. Ну вот и хорошо, говорят, иногда стресс в пользу. Тренировка сосудов и всё такое.

– Во время.