Начальник штаба, трусливый и слабый генерал-майор Ковагоя, сегодня решительно высказался за капитуляцию и устранился от своих обязанностей. Сато мог его расстрелять, но что это изменит? Как военачальник, он не думал больше ни о каких контрмерах и находил капитуляцию логическим концом этой неумной и сумбурной кампании. Как присягавший императору офицер, что он должен стоять до его же повеления.
Придя к такому заключению, генерал приказал остаткам своих войск провести церемонию сожжения своих знамен, прекратить бои за Муданьцзян и спешно отойти в горы Чжангуанцайлинского хребта.
Узнав об этом приказе, к Сато явился «загостившийся» в армии генерал Хасимото.
— Вы решили сдать город? — с угрожающей интонацией спросил он.
— Город взят русскими, — неопределенно ответил Сато, недовольный вмешательством в его распоряжения жандармского генерала Хасимото.
— Но у вас есть войска, которые должны возвратить его?
— Такими силами я не располагаю, — возразил командующий. — Тем более город сейчас представляет мышеловку, которая может захлопнуться в любое время.
— Командующий Квантунской армией приказывает принять все возможное, но город удержать! — после короткой паузы тоном приказа проговорил Хасимото.
— Я не имею этого приказа, — сухо возразил Сато.
— Вы сейчас будете его иметь. Войскам необходимо продолжать бои за город. К вечеру быть готовыми для перегруппировки и маневру, — приказал Хасимото и, подавая генералу Сато лист, добавил: — Это перепечатать на русском языке и через час сбросить на их позиции…
Генералы сухо раскланялись.
Ефрейтор Фусано, пожалуй, раньше других понял, что сопротивляться бессмысленно. Он это понял, маршируя в числе первой партии пленных. Идти приходилось все время по обочине, так как по дороге с устрашающим грохотом шли танки, двигалась артиллерия, о которых никто из них не имел даже представления.
Пленных привели к окладу, раздали одеяла и поместили в казармах военного городка. Ночь и следующий день они ожидали расправы, но вместо этого им привезли рис, японские консервы, галет и две походные кухни. Фусано быстро оценил создавшуюся обстановку и, выступив вперед, ткнул себя в грудь. Русские солдаты смеялись. Потом взглянули на пленных, словно спрашивая:
«Подойдет?» Но никто ничего не понял.
Уже к концу дня ефрейтор продвинулся по иерархической лестнице воинских чинов до старшего повара.
На второй день в лагере появился Канадзава и раненый Киоси. Чтобы обезопасить себя, Фусано улучил свободную минуту и предупредил обоих:
— Если вы донесете, что я служил в жандармерии и… Я тогда донесу, что вы возили майора Танака.
Киоси зло посмотрел на ефрейтора.
На вечерней проверке Киоси вышел из строя и громко спросил что-то по-русски у офицера. «Когда он научился? — изумился Фусано. — Я так и знал, что он красный!»
Офицер что-то долго объяснял Киоси. Шофер достал из кармана какую-то бумажку и подал офицеру. Тот прочел ее, что-то весело проговорил и подал Киоси руку.
Фусано был потрясен этим.
— Я спросил господина офицера, что нас ждет? — громко объявил Киоси пленным. — Он ответил: судьба военнопленных. Нас отвезут в Советский Союз. Сколько мы там пробудем, зависит от нашего императора. Нужно немедленно кончать войну и признать победу русских. Тогда и срок плена будет короткий. Мучить и пытать нас не будут. Об этом я знал и раньше. Я сказал ему, что я шофер. Он ответил, что буду работать шофером на японской машине.
Перед вечером над Муданьцзяном появился японский истребитель «Тодзио-2». За ним на короткой веревке тянулось белое полотнище. Сделав круг над городом, самолет сбросил в центре пачку листовок и убрался восвояси.
«Мы, действуя по приказу его величества императора и главнокомандующего Квантунской армии, прекращаем боевые действия, с двадцати часов. Для сообщения условий просим принять наших парламентеров в двадцать два часа.
Командующий Пятой армии генерал Сато».
Это сообщение вручил майор Рощин генералу Савельеву в Сорок, шестой дивизии на НП.
— В штаб армии! — на ходу объявил Савельев подполковнику Свирину и быстрым шагом спустился вниз к своей машине. — В Муданьцзян! — приказал он шоферу.
Тот, поняв по лицу генерала, что нужно спешить, резко развернул машину и, петляя по узкой, сжатой кустарниками дороге, набрал предельную скорость. Машина Рощина шла следом.
В штабе генерал Савельев связался по прямому проводу с командующим фронтом.
— Товарищ маршал! Получил сообщение от командующего Пятой армии. Просит принять его парламентеров в двадцать два часа, — доложил он. — С двадцати часов прекращает сопротивление. Но уже сейчас выводит войска из первой позиции… Да, да, выводит… Есть что-то в этом выводе демонстративное…