Тыл-фронт

Вслед за этим было принято переданное штабом Квантунской армии особо секретным шифром распоряжение: распустить солдат-резервистов, и уничтожить штабные документы. Распоряжение передавалось в течение двух часов с перерывами без указания адреса: всем штабам.

В составе Пятой армии была одна бригада резервистов, скомплектованная из запасников от шестнадцати до пятидесяти лет. Но уже после Мулина ее численность начала резко уменьшаться. В боях за Муданьцзян она перестала существовать. Ее командир полковник Нисихара со скорбью доложил, что его доблестные солдаты погибли все до одного, включая даже штабных писарей. Штабные документы были уничтожены генералом Ковагоя еще по приказу об уничтожении оперативных планов и портретов высочайшей особы…

Собрав офицеров штаба, генерал Ковагоя объявил им приказ генерала Ямада, рассказал о принятом им решении связаться со штабом генерала Савельева и спросил, кто из офицеров добровольно примет на себя миссию посланца императорской армии для выполнения высочайшего повеления.

Приказ командующего Квантунской армии и решение своего начальника штаба офицеры восприняли одобрительно, но идти к русским парламентером, хотя и с таким высоким титулом, который назвал генерал Ковагоя, никто из них не изъявил желания.

Начальник штаба готов уже был применить свою власть, но этому помешал офицер связи.

— Русские передали, что наш представитель должен принадлежать к армейскому командованию. В 12 часов он должен находиться у моста в пяти километрах от Хайлиня. Следовать в пешем порядке с белым флагом при двух сопровождающих.

От этого сообщения генерал Ковагоя почувствовал приступ психастении: ехать к русскому командованию надо было ему.

* * *

Неспокойно почувствовал себя генерал Хата в Харбине. Еще накануне вечером русские подвижные части были в ста километрах от города. Войска правого крыла Забайкальского фронта заняли Жахэ, достигли Ляодунского залива, закончив окружение Квантунской армии. На юге, в Шахэ, они соединились с китайскими войсками. «Все это способствует высадке советского десанта в империи. Этот хваленый батаанский дезертир Макартур даже при открытом фронте ползет к империи черепахой», — недовольно думал Хата. Сейчас Хата просто сожалел, что в свое время японская армия наголову разбила войска этого генерала, перепугала его насмерть, заставив сбежать с Батаанского полуострова на самолете. Этот страх не прошел до сих пор. Правда, в последнее время шестьсот его транспортных самолетов спешно помогают Чан Кай-ши перебрасывать войска в Шанхай, Нанкин, Пекин, чтобы эти города не заняли русские, но эта операция не ограждает Японию от высадки советских войск в Токио.

Тактика «стремительного марша» русских войск лишила империю возможности вывезти из Маньчжурии даже ценности и оборудование секретных объектов. Бактериологический центр — отряд Семьсот тридцать один — пришлось полностью уничтожить. Ко всему прибавился еще саботаж железнодорожных и портовых китайских и русских служащих. Рабочие попросту оставили свои лачуги и вместе с семьями ушли в глухие места. Даже русская знать лишена была лояльности. Все родзаевские, семеновы спешили укрыться с награбленным в американском тылу.

В главной военной миссии царила паника и подавленность. Начальник миссии прошлым вечером заверил Хата, что он примет все меры для выполнения приказа главнокомандующего Квантунской армии, но в ту же ночь, не поставив никого в известность, вылетел в Японию. Консул Миякава, ссылаясь на высокую ответственность перед божественным тено, старался уверить генерала, что для защиты национальных интересов он безотлагательно должен посетить высочайшую резиденцию.

— Ваша «миссия» требует защиты интересов империи, династии и ее верноподданных там, в Ставке советских войск, а не в столице! — возразил генерал Хата в беседе с консулом. — Я постараюсь, чтобы его величество император был осведомлен о вашей миссии.

После этого консулу не оставалось ничего другого как вылететь с генералом Хата.

2

Линия фронта замерла на рубеже Хэндаохецзинского перевала. Оставив в цепях по одному дозорному на каждые десять человек, Сорок шестая дивизия спала. Из густой зелени доносилось сонное бормотание и храп.

Казалось, под сенью багряных маньчжурских дубов беззаботно почивает сказочная богатырская голова. Изредка раздавался вскрик и сочная брань по адресу японцев.

— Слышишь? Покрикивают! — обратился Свирин к сидевшему рядом Рощину. — Говорю тебе: еще нигде не видел столько крыс. Все население сбежало. Идешь во поселку — и ужас берет: одни обглоданные кости и своры крыс. Всех собак, скот, убитых пообглодали. Как зазевался, так она и здесь. Откуда бы?

— Черт их знает! Может, это японская Пятая колонна — отозвался Рощин, нетерпеливо поглядывая на часы. — Рано я приехал.

Они сидели в «додже» на западной окраине Хайлиня, где еще недавно были японцы. Над городишком и до сих пор виднелись частые дымки пожарищ и подпалов.