Тысяча бумажных птиц

Она как будто пустая, выжженная изнутри. Впалые щеки, печальный взгляд. Она в желтом пальто – цвета желтых нарциссов. С ней маленький мальчик, только недавно начавший ходить. Он что-то высматривает в траве – может быть, муравьев. Милли подходит ближе. В глазах женщины – неизбывная боль, словно она лишилась всего, во что верила раньше. И ничего не осталось, только атомы, разбросанные в пространстве, и несбывшиеся возможности.

Милли почти вспоминает… проблески жизни, тусклый свет вдалеке. Она чувствует, как к ее лбу прикасается мягкая сухая ладонь, слышит мелодию колыбельной, но память подводит. Эта женщина – незнакомка, и все-таки Милли откуда-то знает, что от нее пахнет цветами, кофе и свежей газетой. Знает, какую мелодию она напевает, когда после ужина моет посуду… красную пластмассовую кружку. На кружке была нарисована ромашка.

– Он так вырос, – бормочет Милли.

– Кто? Этот мальчик?

Плотное облако белизны. Джона заставляет ее высморкаться в салфетку.

– Так-то лучше.

Он внимательно смотрит на Милли, берет ее за руку и ведет прочь. Она послушно идет за ним, но оглядывается на каждом шагу.

Они с Джоной садятся под дубом. Милли никак не успокоится. Воспоминания ускользают – но все равно донимают ее, как приставучие хулиганы на детской площадке.

– Наверное, листья с нетерпением ждут осени, да?

– Но они же умрут.

– Они так долго сидели на одном месте, – шепчет Милли. – Им хочется полетать. Хоть немножко.

Они смотрят на листья, которые скоро уже полетят, но пока еще держатся за свои ветки.

– Не хотелось бы мне быть листом. Я боюсь высоты, – шутит Джона. – У тебя все хорошо?

– Я думала о фотографии, которую мне показывал папа. Там тетенька падает из окна.

– Правда?

– Да.

Она встает на скамейку, выпрямившись во весь рост. Руки раскинуты в стороны, как крылья самолета. Она смотрит вниз и, кажется, понимает, что чувствовала та женщина, летящая в воздухе. Она видит землю, которая близко, но все равно остается недосягаемой. Падение то ли растянуто в вечности, то ли застыло во времени. Она не там и не здесь – где-то между, – и этому нет конца. Есть только ветер, свистящий в ушах, и стремительно приближающаяся земля, и пара случайных свидетелей, чьи крики не смолкнут навеки.

* * *

Г.Б. 29.10.05. Секвойная роща

Когда человек умирает, он вспоминает все те разы, когда чьи-то губы касались его губ.

Недозволенные поцелуи,

небрежные поцелуи,

забытые или сорванные украдкой.

На автобусных остановках,

в прихожей,

в проходе между рядами.

Гарри рассеянно рисует цветы, размышляя о том, что может помнить Милли. Шершавый бабушкин поцелуй – из тех поцелуев, от которых детишки всегда норовят увильнуть? Или как она бегала, уворачиваясь от водящего в «салочках с поцелуем», и после игры ее ноги гудели, и она никак не могла отдышаться? Возможно, когда-нибудь она вспомнит невесомый поцелуй в лоб перед сном. Но сам Гарри, когда пришло его время, не увидел вообще ничего.

Он никогда не искал их специально; смерти, которые он наблюдал, были редки. Но в те последние мгновения, когда их взгляды встречались, Гарри видел, как перед мысленным взором уходящих людей проносится целая жизнь, состоящая из поцелуев. Робких или решительных. Содержащих в себе извинение или вопрос. Потом была девушка с тонкими бесцветными волосами. Молодая, лет двадцати с небольшим, она медленно угасала, моря себя голодом. В первый раз он увидел ее в садах, когда ее везли в инвалидной коляске. Словно почувствовав его пристальный взгляд, она подняла голову, и, посмотрев ей в глаза, Гарри понял, к чему она так отчаянно стремится: к чистоте бытия. Ей хотелось избавиться от телесного груза и обрести первозданную легкость, проникающую в самую суть вещей. Незамутненные помыслы: стать самим воздухом.

Гарри следил за ней несколько дней, наблюдая, как она слабеет от раза к разу. В свои последние секунды она обернулась к нему, словно ждала, что он ей откроет все тайны небес. Возможно, она ожидала увидеть тоннель из света или услышать ангельский хор. Но увидела лишь поцелуи – все до единого поцелуи, случившиеся в ее жизни, – и поняла, что она уже там, куда стремилась всегда.

Мертворождение всего, что так отчаянно хочет родиться

23 мая 2004

Джона купил тюльпаны. Желтые, как капельки солнца на столе. Но есть еще одно солнце, всего-то в нескольких кварталах отсюда. Не дури, говорю я себе. Если ты пойдешь к Гарри, то лучше злись, пылай гневом. Но если по правде, мне просто хочется его увидеть.

На следующей странице нарисовано солнце.