Тысяча бумажных птиц

Все живое стремится к теплу и свету.

Это предпоследняя запись. Хлоя прочла ее тысячу раз, но для нее все равно остается загадкой, что случилось на том перекрестке. Двумя страницами раньше она нашла торопливо записанный адрес и даже сходила туда – минут десять пешком от садов Кью, – до злополучной кирпичной стены и чуть дальше. Путешествие, которое так и не завершила Одри. Но когда Хлоя пришла на Эрл-роуд, оказалось, что семейная пара, живущая в доме 1А, даже не слышала ни о Гарри Барклае, ни о рыжеволосой женщине по имени миссис Уилсон. Дневник оборвался внезапно, как и жизнь Одри.

Теперь у Хлои своя катастрофа. Джона яростно бьется в нее, но она его больше не чувствует; их поцелуи всегда невпопад, его прикосновения – не там и не так. Она сосредоточенно вслушивается в скрип кровати. Джона вдруг замирает, и Хлоя вся напрягается, словно сведенная судорогой. Она склоняется над его окаменевшим телом, потом кладет голову ему на грудь, вдыхает запах его кожи. Ей на шею стекает пот из его подмышки. Хлоя боится пошевелиться. Она надеется спрятаться от всего в этом застывшем мгновении. Но через пару минут он начинает беспокойно ерзать, явно давая понять, что ему надоело держать ее на себе. Она перекатывается на спину, и они лежат рядом, как два тела в гробнице. Тишина капает с потолка прямо Хлое на лоб. Она вытирает лицо рукой и резко садится. Поднимает с пола трусы, быстро их надевает.

Он кладет руку ей на поясницу. Один удар сердца, второй… Она ждет, что он что-то скажет, потом отстраняется, устав ждать.

– Я, наверное, поеду домой.

Глухой стук за спиной. Это Джона упал на матрас. У нее в голове – вихрь банальностей, которые даже как-то неловко произносить вслух. Джона задумчиво разглядывает потолок. Хлоя находит бюстгальтер, надевает, возится с застежкой. Что смешнее всего: Джона встает и пытается ей помочь. Она отталкивает его руки.

– Не трогай меня. Не надо.

Он не смотрит на нее. Ему интереснее смотреть на узор на ковре.

– Ну, извини. Я сегодня не смог. Наверное, из-за бессонницы…

– Не в этом дело. Я просто еду домой. Мне надо работать.

– Работать? – Кажется, ее слова задели его всерьез. – Это так важно? Важнее, чем наши ночи? Вряд ли ты со своими фигурками, сложенными из бумаги, изменишь мир.

– Ну, а ты? – кричит Хлоя. – Несостоявшийся музыкант, несостоятельный муж. Даже твоей жене стало скучно с тобой.

– Что?

Ну, вот и все. Фотография Одри смотрит на них с тумбочки у кровати. Странно, что ее улыбка не засветила всю пленку.

У Хлои больше нет сил состязаться с соперницей. Она даже не помнит, ради кого лжет.

– Она вела дневник, – произносит Хлоя без всякого выражения.

– Кто?

– Твоя жена.

Ей хочется высказать столько всего, но слова встают комом в горле.

Его лицо странно спокойно, но тело напряжено.

– Не может быть, – говорит он. – Я смотрел…

– Я нашла блокнот у нее в кабинете. Но тебе лучше этого не читать. – Хватит тянуть. – Извини, Джо. Она встретила другого мужчину.

Хлоя всегда была уверена, что в их затянувшейся игре в каштаны победит Джона, но теперь этот звук разнесется грохочущим эхом по ее бессонным ночам. Треск его разбитого сердца.

В его глазах – жгучая ярость и боль потери. Упрямое неверие.

– Врешь, – шепчет он, отвернувшись.

Ее мысли обрушиваются лавиной, сметающей все на своем пути.

– Нет, не вру.

Джона стоит и качается взад-вперед. Хлоя не может на это смотреть, ей становится дурно. В прямом смысле слова. Потом он хлопает ладонями по стене.

– Как ты могла? И когда ты?..

– Он у меня дома. Я, конечно, его отдам…

– У тебя дома? – Он оборачивается к ней так резко, что она невольно делает шаг назад.

– Я уверена, Одри…

– Не произноси ее имя. Ты ее не знала. Уходи!

Ей кажется, он собирается ее ударить, но он просто выходит из комнаты, хлопнув дверью. Она одевается так поспешно, словно боится, что если не скрепит себя одеждой, то распадется на части. Она уходит, не сказав больше ни слова.

* * *

Гарри сидит у озера, наблюдает за Хлоей на той стороне. Примостившись на краешке скамейки Одри, она держит в руках до боли знакомый, желтый блокнот. Гарри хочется подойти и прочесть, что там написано. Это было бы все равно что услышать вновь тихий, слегка хрипловатый голос Одри; но он и так украл слишком много.

Он размышляет о разных версиях одной и той же истории, не согласных друг с другом; вечный спор, кто прав, кто виноват. Каждая сторона полагает себя пострадавшей и обвиняет другую во всех смертных грехах. Авантюрный роман превращается в повесть о сожалениях. Страница в записной книжке Гарри испачкана серыми пятнами стертых слов.

Каждому хочется, чтобы конец был счастливым. Почему же мы сами все портим?