Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Вероятно, он уехал в Дамаск раньше нас, чтобы приготовить для нас квартиру, потому что он хорошо знает этот город.

После их отъезда я опять начал тратить и проедать деньги и провел таким образом в Каире еще три года; и каждый год я аккуратно посылал наемную плату владельцу моего дома в Дамаске. И в конце этих трех лет у меня уже осталось денег не более того, сколько нужно было на дорогу, и так как я томился скукой и бездельем, то я и решил вернуться в Дамаск.

И вот я уехал и прибыл в Дамаск; и я пришел в мой дом, и у порога его я был радостно встречен владельцем дома, который приветствовал меня и передал мне ключи от моего дома и показал мне, что замок, запечатанный моей печатью, оставался нетронутым. И я вошел в дом и увидел, что все вещи действительно находились на тех же местах, на каких были оставлены мною.

И прежде всего я принялся мыть пол, чтобы уничтожить всякие следы крови молодой девушки, убитой своей ревнивой подругой; и тогда только я успокоился и направился к постели, чтобы отдохнуть. Но когда я приподнял подушку, желая поправить ее, я увидел под нею золотое ожерелье, и на нем — три ряда превосходных жемчужин. Это было ожерелье молодой девушки, и она положила его под подушку в то время, когда мы предавались забавам. И при этом воспоминании я залился горькими слезами, оплакивая смерть этой молодой девушки. Потом я взял ожерелье и заботливо спрятал его под подкладку моей одежды.

И вот, отдохнув три дня в моем доме, я вздумал отправиться на базар, рассчитывая отыскать какие-нибудь занятия или встретить кого-нибудь из моих знакомых. Но в книге судеб было предначертано, что я поддамся искушению шайтана, ибо судьба каждого живущего должна свершиться. И действительно, у меня вдруг явилось желание избавиться от золотого ожерелья, украшенного жемчугом, и продать его на базаре.

И вот я достал его из-под подкладки моей одежды и показал его одному из наиболее известных маклеров на базаре. И маклер пригласил меня посидеть в его лавочке, и, когда наступил самый разгар дел на базаре, он взял у меня ожерелье и отправился предложить его купцам и своим клиентам, а меня попросил подождать его возвращения.

И через час он возвратился и сказал мне:

— Я думал, что это ожерелье из чистого золота и настоящего жемчуга и что оно стоит не менее тысячи динариев. Но я ошибся. Оно поддельное. И сделано оно наподобие изделий франков[21], которые умеют подделывать золото, и жемчуг, и драгоценные камни. И покупатели на базаре дают мне за него только тысячу драхм вместо тысячи динариев.

Тогда я сказал ему:

— Да, действительно ты прав. Это ожерелье поддельное. Я заказал его только для того, чтобы посмеяться над одной девушкой, которой я подарил его. И по удивительной прихоти судьбы эта девушка умерла и завещала его моей жене. И вот мы решили продать его по какой угодно цене. Возьми же его и продай по той цене, о которой ты говорил мне, и принеси мне эту тысячу драхм.

Дойдя до этого места своего рассказа, Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.

А когда наступила

ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ НОЧЬ

она продолжила:

Мне довелось слышать, о счастливый царь, что врач-еврей продолжал свой рассказ такими словами:

— Когда молодой человек сказал маклеру: «Ты можешь продать это ожерелье за тысячу драхм», маклер понял, что молодой человек не знает цены ожерелью, и решил, что он украл или нашел его и что необходимо разъяснить это дело. И вот он взял ожерелье и понес его к главному маклеру базара, который взял у него ожерелье, отправился к городскому вали и сказал ему:

— Вот это ожерелье было украдено у меня! И теперь мы нашли вора. Это молодой человек, одетый как сыновья купцов, и он находится там-то, у такого-то маклера.

И вот в то время как я ждал возвращения маклера, который должен был принести мне деньги, я увидел себя окруженным стражей, и меня схватили и повели силой к вали. И вали начал допрашивать меня относительно ожерелья, и я рассказал ему ту же историю, которую я рассказал маклеру. Тогда вали засмеялся и сказал мне:

— Вот я покажу тебе настоящую цену этого ожерелья!

И он сделал знак своим людям, которые схватили меня и сняли с меня одежду и осыпали ударами розг и палок, пока все тело мое не покрылось кровавыми рубцами.

Тогда я, изнемогая от боли, воскликнул:

— Я скажу правду! Да, я украл это ожерелье у главного маклера!

И я решил в душе, что все-таки лучше признать это, чем рассказать ужасную историю убийства молодой девушки в моем доме. Ибо я не сомневался в том, что меня приговорили бы к смерти и умертвили бы таким же точно способом в искупление этого убийства.

Но как только я сознался в этой краже, меня схватили, и мне отрезали кисть правой руки в наказание за кражу, и потом опустили мою руку в кипящее масло, чтобы прижечь рану. И я от боли лишился чувств. И мне дали выпить чего-то, и я пришел в себя. Тогда я взял отрезанную руку и вернулся в свой дом.

Когда я прибыл в мой дом, владелец его, который уже узнал о случившемся, встретил меня со словами: