Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— С той минуты, как ты сознался в том, что ты виновен в воровстве и других недозволительных поступках, я не могу скрывать тебя в моем доме. Бери же свои вещи и ищи себе другое жилище!

И я отвечал ему:

— О господин мой, прошу тебя, дай мне два или три дня сроку, чтобы я имел время найти себе другое место жительства!

И он сказал мне:

— Хорошо, я даю тебе этот срок!

После этого он оставил меня и вышел. Что же касается меня, то я бросился на землю и заплакал и так говорил себе: «Как могу я возвратиться теперь в Мосул, мой город, и встретиться со своими родными с этой отрезанной рукой?! И мои родные не поверят мне, когда я буду говорить им, что я невиновен! Итак, мне не остается ничего более, как предать себя воле Аллаха, Который один только может дать мне средства для моего спасения!»

Наконец боль и печаль, которые не прекращались, довели меня до болезни, и я не мог пойти искать себе другой дом. И вот когда я лежал так уже третий день, я увидел, что мой дом вдруг наполнился людьми верховного правителя Дамаска и что ко мне приближается владелец дома и главный маклер.

И владелец дома сказал мне:

— Я должен сказать тебе, что вали уведомил правителя о краже этого ожерелья. И теперь обнаружилось, что это ожерелье принадлежало в действительности не главному маклеру, но самому правителю или одной из его дочерей и что оно исчезло вот уже три года тому назад. И теперь эти люди пришли, чтобы взять тебя.

При этих словах начали дрожать все мои суставы и все члены, и я подумал: «Ну, теперь не может быть никакой надежды; меня, конечно, предадут смерти. Лучше уж я расскажу правителю всю правду. И он один пусть будет судьей моей жизни и смерти!»

И меня уже схватили, и связали, и представили, с цепью на шее, перед правителем, и поставили меня между рук его, меня и главного маклера.

И правитель сказал своим людям, указывая на меня:

— Этот молодой человек, которого вы привели, не вор, и его рука отрезана несправедливо, я уверен в этом! Что же касается этого главного маклера, то он обманщик и ложный обвинитель! Возьмиже его и бросьте в тюрьму! — После этого правитель сказал главному маклеру: — Ты должен немедленно же вознаградить этого молодого человека за его отрезанную руку, иначе я тебя повешу и конфискую все твое состояние и все твои богатства, о маклер проклятый! — И он закричал, обращаясь к страже: — Уберите его долой с глаз моих и уходите все отсюда!

И тогда в зале не осталось никого, кроме правителя и меня. Но на моей шее уже не было железного ошейника, и мои руки были развязаны.

И вот когда мы остались одни, правитель посмотрел на меня с большим состраданием и сказал мне:

— Душа моя, ты можешь теперь говорить со мною совершено искренно и передать мне всю правду без всякой утайки. Расскажи же мне, как это ожерелье попало в твои руки.

И я отвечал:

— О господин мой и повелитель, я скажу тебе всю правду!

И я рассказал ему все, что произошло у меня с первой девушкой, и как она сама нашла для меня и привела ко мне вторую девушку, и как, наконец, охваченная ревностью, она убила свою подругу. И я рассказал ему все это во всех подробностях.

И, слушая мои слова, правитель от скорби и печали склонил свою голову на грудь и закрыл платком свое лицо и долгое время плакал. Потом он приблизился ко мне и сказал:

— Знай, о дитя мое, что первая молодая девушка — моя родная дочь. С самого детства она предавалась разврату, и по этой причине я держал ее в большой строгости. И лишь только возмужала она, я поспешил отдать ее в замужество, и с этой целью я послал ее в Каир, к ее дяде, моему брату, чтобы он соединил ее с одним из моих племянников, ее двоюродных братьев. Но она не преминула воспользоваться своим пребыванием в Египте, чтобы перенять от египтян все их пороки, всю их испорченность и все виды разврата. И ты сам знаешь, так как ты был в Египте, как искусны в распутстве женщины этой страны. Им уже недостаточно мужчин, и они влюбляются и сходятся одна с другою, и они пьянствуют и губят себя. И вот, лишь только она вернулась сюда, она познакомилась с тобой, и отдалась тебе, и была у тебя четыре раза подряд.

Но это уже не удовлетворяло ее, и, так как она уже успела развратить мою вторую дочь, ее сестру, и заставила ее страстно полюбить себя, ей было нетрудно убедить сестру прийти к тебе, после того как она рассказала ей все, что она делала с тобою. И моя вторая дочь попросила у меня разрешения пойти вместе с сестрою на базар, и я позволил ей это. И случилось то, что случилось. И вот когда моя старшая дочь возвратилась без своей сестры, я спросил у нее, где ее сестра. Она не ответила мне и только плакала и наконец, вся в слезах, сказала: «Я потеряла ее на базаре, и я совершенно не знаю, что сталось с ней!»

Вот что сказала она мне. Но вскоре она открылась своей матери и наконец рассказала ей всю историю о смерти ее сестры, убитой собственной ее рукою в твоем доме. И с этих пор она постоянно в слезах и не перестает повторять днем и ночью: «Я должна плакать до самой смерти!»