Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Ищите его, переверните вверх дном весь город! — И как раз в эту минуту подошел визирь Бен-Сауи, и султан подозвал его к себе и, чтобы утешить его, дал ему великолепную почетную одежду и сказал ему: — Никто, кроме меня, не отомстит за тебя, обещаю тебе это, о визирь!

И визирь пожелал ему долгой жизни и покоя в благоденствии.

Потом султан приказал своим глашатаям прокричать по всему городу следующее: «Если кто-нибудь из вас, о жители, встретит Али Нура, сына покойного визиря Бен-Кхакана, да схватит его, да представит его между рук султана, то он получит в награду прекрасную почетную одежду и тысячу динариев золотом! Тот же из вас, кто увидит его и скроет, понесет тяжкое наказание!»

Но, несмотря на все розыски, никак не мог он узнать, что сталось с Али Нуром.

Вот что было с султаном и его телохранителями.

Между тем Али Нур и Анис аль-Джалис достигли по морю Багдада, и капитан корабля сказал им:

— Вот он, этот знаменитый город, эта сладостная обитель! Вот счастливый город, который не знает ни утренних холодов, ни зимы, который стоит в тени розовых кустов и вечно погружен в весеннюю прохладу среди цветов, садов, журчащих ручейков!

И Али Нур поблагодарил капитана за его внимание к нему во время этого путешествия и дал ему пять динариев за проезд свой и Анис аль-Джалис; потом он покинул корабль и, сопровождаемый Анис аль-Джалис, вошел в Багдад.

И по воле рока Али Нур, вместо того чтобы пойти по большой дороге, свернул на другую, которая привела его к садам, окружавшим город Багдад. И они остановились у ворот одного сада, который был обнесен высокой стеной; место перед этими воротами было чисто выметено и хорошо полито, и с каждой стороны их стояла резная скамья; ворота, очень красивые, были заперты; сверху они были уставлены прекрасными лампами всевозможных цветов; и возле ворот еще был водоем, в котором протекала хрустально-чистая вода.

Что же касается дорожки, которая проходила через эти ворота, то она была окаймлена двумя рядами столбов, поддерживавших великолепные парчовые ткани, которыми слегка играл ветерок.

И Али Нур сказал Анис аль-Джалис:

— Клянусь Аллахом, это чудесное местечко!

И она отвечала:

— Отдохнем хоть часок здесь, на этих скамейках.

И они расположились на одной из этих больших скамеек, после того как умыли лицо и руки свежей водой из водоема. И они прохлаждались, сидя на скамье, и с наслаждением вдыхали нежный ветерок, и им было так хорошо здесь, что они вскоре уснули, укрывшись большим одеялом. И этот сад, у ворот которого они заснули, назывался Сад Утех, и посредине этого сада стоял дворец, который назывался Замок Чудес, и все это принадлежало халифу Гаруну аль-Рашиду. В те дни, когда халиф чувствовал стеснение в груди, он приходил развеяться и развлечься в этот сад и в этот Замок Чудес. И весь дворец этот состоял из единственной неизмеримой залы о восьмидесяти окнах; в каждом окне была подвешена большая лампа, горевшая очень ярко, и посредине залы висела большая люстра из массивного золота, и свет ее был так же ослепителен, как свет солнца. Но эта зала открывалась только в те дни, когда являлся сам халиф; и только тогда зажигались все лампы, и открывались все окна, и халиф усаживался на свой большой диван, обитый шелком, бархатом и золотом, и приказывал своим певицам и музыкантам, игравшим на разных инструментах, услаждать его слух игрой и пением, но более всего любил он слушать голос своего любимого певца, знаменитого Ишаха, песни которого известны во всем мире. Так — в тиши ночей, среди сладостной прохлады воздуха, напоенного благоуханием цветов сада, — халиф облегчал свою грудь в городе Багдаде.

И тот, которому халиф поручил сторожить этот дворец и этот сад, был шейх по имени Ибрагим; и он бдительно и днем и ночью смотрел за тем, чтобы гуляющие и любопытные, и в особенности женщины и дети, не проникали в сад и не портили и не таскали цветы и плоды. И вот в этот вечер, делая свой обычный обход вокруг сада, он отворил большие ворота и увидел на большой скамейке двух спящих людей, которые были укрыты одним одеялом.

И он пришел в большое негодование и воскликнул:

— Как! Нашлось двое дерзнувших поглумиться над строжайшим приказанием халифа, который сам дал мне право, мне, шейху Ибрагиму, подвергнуть наказанию всякого, кто приблизится к этому дворцу! И я тотчас же дам им почувствовать, что значит завладеть скамьей, предназначенной для слуг халифа!

И шейх Ибрагим срезал гибкий прут и подошел к спящим и занес над ними прут, и готов уже был отстегать их, но вдруг подумал: «О Ибрагим, что хочешь ты сделать? Ты собираешься избить людей, которых ты совсем не знаешь! Быть может, это чужестранцы или нищие, которых сама судьба направила к тебе. Должно прежде всего хоть взглянуть на их лица!»