Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Конечно, о господин мой, ты совершенно прав, покидая этот проклятый город с его злыми языками, но ведь ты уедешь лишь на время, до тех пор, пока все это происшествие не будет предано забвению. А тогда ты возвратишься, чтобы заняться воспитанием этого ребенка, для которого ты являешься одновременно и отцом и матерью и которого мы назовем, если тебе это угодно, в память его чудесного рождения Источником Чудес!

А кади ответил:

— Я против этого ничего не имею.

И в ту же ночь он выбрался украдкой из дому, возложив на жену свою заботу о воспитании Источника Чудес и присмотр за всеми вещами и мебелью дома. И, избегая оживленных улиц, он вышел из города и побрел по направлению к Дамаску.

И он прибыл в Дамаск после утомительного пути, но утешаясь мыслью, что в этом городе уже никто не знал ни его, ни истории его.

Но он имел несчастье услышать, как история его рассказывалась и здесь в общественных местах рассказчиками, ушей которых она уже успела достигнуть. И как он и опасался, рассказчики в этом городе никогда не отказывали себе, рассказывая его историю, в том, чтобы прибавить какую-нибудь новую подробность, или, желая насмешить слушателей, приписывали ему совершенно необыкновенные органы и не только давали ему то прозвище, которого он так боялся, но даже называли его сыном, внуком и правнуком того, чьего имени он не решился бы произнести даже про себя. Но по счастью, никто не знал его в лицо, и он мог таким образом остаться незамеченным. И по вечерам, проходя мимо рассказчиков, он не мог удержаться, чтобы не остановиться и не послушать собственную историю, которая в устах их получила совсем необычайный характер, ибо говорили уже, что у него родился даже не один ребенок, а целая куча детей, один за другим; и ликование собравшихся было так велико во время этого рассказа, что в конце концов он и сам вместе с другими начинал хохотать над своей историей, счастливый, что никто не может узнать его, и при этом говорил себе: «Клянусь Аллахом! Пусть говорят обо мне все что хотят, только бы меня не узнали!»

И он стал жить таким образом, в высшей степени уединенно и еще в большей скудости, чем жил прежде. И, несмотря на все это, он наконец истощил все деньги, которые захватил с собой из дому, и вынужден был продать одежды свои, чтобы как-нибудь существовать, ибо не решался послать нарочного за деньгами к жене своей, чтоб не быть вынужденным открыть ей, где находятся его сокровища. Ибо он и не подозревал, бедняга, что сокровища его давно уже открыты. И он воображал, что супруга его продолжает жить за счет родственниц и соседок своих, как она и уверяла его раньше. И нищета его дошла наконец до такой крайности, что был вынужден он, бывший кади, наняться к каменщику поденно в качестве носильщика.

И так протекло несколько лет. И несчастный, несший на себе тяжелый гнет всех проклятий, посылаемых ему жертвами его суровых приговоров и жертвами его скаредности, сделался худ, как кот, забытый хозяевами на чердаке. И тогда подумал он о том, чтобы возвратиться в Траблус, надеясь, что годы изгладили воспоминание о его приключении. И он покинул Дамаск и после долгого пути, весьма тяжелого для ослабевшего тела его, прибыл к воротам родного города своего Траблуса. И в ту минуту, как он входил в ворота, он увидел детей, которые играли между собою, и услышал, как один из них говорил другому:

— Как можешь ты рассчитывать выиграть игру, когда ты родился в злополучный год кади по прозванию Отец Выстрелов?

И несчастный обрадовался, услышав слова эти, и подумал: «Клянусь Аллахом! Приключение твое забыто, раз имя уже другого кади является теперь поговоркой у детей!»

И он подошел к тому, который упоминал об Отце Выстрелов, и спросил его:

— А кто этот кади, о котором ты говорил, и почему называют его Отец Выстрелов?

И ребенок рассказал ему историю хитроумной супруги кади со всеми подробностями от начала и до конца. Но бесполезно повторять ее.

Когда старый скряга выслушал рассказ ребенка, то не мог более сомневаться в своем несчастье и понял, что оказался игрушкой и посмешищем хитроумной супруги своей. И, оставив детей, которые продолжали игру, он устремился к дому своему, желая в ярости своей наказать дерзкую, так жестоко посмеявшуюся над ним. Но, подойдя к дому своему, он увидел, что двери его открыты всем ветрам, потолок провалился, стены наполовину обрушились и весь дом разорен дотла. И он поспешил к сокровищам своим, но уже не было ни сокровищ, ни следа сокровищ, ни запаха сокровищ — ровно ничего! И соседи, сбежавшиеся при его появлении, сообщили ему среди всеобщего ликования, что супруга его давно уже уехала, считая его умершим, и увезла с собой неизвестно в какую отдаленную страну все, что только было в доме. И, узнав таким образом всю глубину постигшего его несчастья и видя себя предметом всеобщих насмешек, старый скряга поспешил покинуть город, не оборачивая назад головы.

И о нем уже более не слышали.

— Такова, о царь времен, — продолжал потребитель гашиша, — история кади по прозвищу Отец Выстрелов, которая дошла до меня. Но Аллах еще мудрее!