Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И вдруг этот человек, который был безобразнее свиньи, ринулся на Шаркана. Потом он внезапно остановил коня и бросил высоко в воздух оружие, которое держал в руке, и так высоко бросил, что оно исчезло в вышине, но скоро оно стало падать, и, прежде чем упало на землю, проклятый, как волшебник, схватил его на лету. И тогда он изо всей силы метнул свой трехконечный дротик в Шаркана. И дротик полетел как молния. И не стало бы Шаркана.

Но Шаркан в ту самую минуту, как дротик просвистел около него и готов был пронзить его, поймал его на лету. Слава Шаркану! И схватил он этот дротик твердою рукой и бросил вверх так высоко, что он исчез в воздухе. И поймал его снова левой рукой в один миг. И воскликнул он:

— Именем Сотворившего семь небесных ярусов я дам этому проклятому урок вечный! — И с этими словами он метнул дротик.

Тогда грубый великан Лукас захотел сделать такую же ловкую штуку, какую сделал Шаркан, и протянул руку, чтобы поймать оружие на лету, но Шаркан воспользовался мгновением, когда христианин оставался незащищенным, и метнул в него другой дротик, который попал ему в лоб, в то самое место, где был изображен крест. И тогда безбожная душа христианина вышла из его заднего места и отправилась тонуть в огнях адских.

На этом месте своего рассказа Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно приостановила свой рассказ.

Но когда наступила

ДЕВЯНОСТО ПЕРВАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И тогда безбожная душа христианина вышла из его заднего места и отправилась тонуть в огнях адских.

Когда воины христианского войска узнали от товарищей Лукаса о смерти своего воина, они предались жалобным стонам и били себя по лицу от горя, а потом бросились все к оружию с криками мести и смерти.

Тогда глашатаи созвали воинов, которые выстроились в боевом порядке и по знаку, поданному двумя царями, ринулись всей своей массой на мусульман. И началась битва. И воины сцеплялись с воинами, и кровь залила нивы. И крики раздавались за криками. И тела были раздавлены копытами лошадей. И люди пьянели от крови, а не от вина, и шатались как пьяные. И трупы громоздились на трупы, и раны ложились на раны. И продолжалась эта битва до наступления ночи, которая разняла сражающихся.

Тогда Даул Макан, поздравив брата Шаркана с его подвигом, который сделал его имя славным на целые века, сказал визирю Дадану и старшему придворному:

— О великий визирь и ты, уважаемый царедворец, возьмите двадцать тысяч воинов и идите за семь парасангов[78] к морю. Там вы сядете на корабли в долине Дымящейся горы, и по моему знаку — поднятию зеленого знамени — вы быстро приготовитесь к решительной битве. Мы же здесь притворимся, что обращаемся в бегство. Тогда неверные станут нас преследовать. В эту минуту вы сами броситесь их преследовать, а мы повернем и атакуем их; и таким образом они будут окружены со всех сторон; и ни один из этих неверных не избегнет нашего меча, когда мы закричим: «Аллах акбар!»

Тогда визирь Дандан и первый придворный поспешили выразить свою готовность повиноваться царю и немедленно приступили к выполнению задуманного им плана.

И вот ночью они пустились в путь, чтобы расположиться лагерем в долине Дымящейся горы, где высадились христианские воины, подъехавшие с моря и уже потом присоединившиеся к сухопутному войску; это-то и погубило их впоследствии, ибо первый план Зат ад-Давахи был наилучший.

И вот с раннего утра все воины были уже на ногах и в полном вооружении. А над палатками развевались флаги, и блестели со всех сторон кресты; и воины обеих сторон совершили сначала свою молитву. Правоверные прослушали вторую главу Корана — суру Аль-Бакара[79], а неверные стали призывать Мессию, сына Мариам, и воспользовались ладаном патриарха, однако, поскольку окуриваемых воинов было слишком много и, без сомнения, это был поддельный фимиам, его защита не смогла спасти их от мечей противника.

По данному сигналу битва началась с еще большим ожесточением. Головы отлетали, как мячи, земля была усеяна членами, а кровь лилась такими потоками, что достигала по грудь лошадям.

И вдруг как будто вследствие внезапной паники мусульмане, бившиеся до тех пор, как настоящие герои, повернули в тыл и все до последнего побежали с поля сражения.

Увидев, что мусульманское войско бежит, царь Константинии Афридоний поспешил послать вестника к царю Гардобию, войска которого до сих пор не принимали участия в битве, говоря ему:

— Вот, мусульмане бегут, ибо нас сделал непобедимыми фимиам из фекалий патриарха, которым мы обкурили себя и который впитался в наши бороды и усы! Теперь вы должны завершить победу, бросившись в погоню за этими мусульманами и истребив их всех до последнего! Таким образом мы отомстим за смерть Лукаса, воина нашего!

Но на этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила