Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И вот дочь моего дяди заставила меня улечься и затем нежными движениями стала растирать мои члены, и под влиянием этого чудесного массажа я не замедлил уснуть; и вечером при моем пробуждении я увидел ее сидящей по-прежнему у моего ложа и обмахивающей меня веером. Вероятно, она много плакала, потому что я увидел на ее платье следы слез; и она поспешила дать мне поесть; и она сама клала мне куски в рот, и мне оставалось только проглотить их; и это повторялось до тех пор, пока я совершенно не насытился. Потом она дала мне выпить отвара ююбы[102] в подслащенной розовой воде, и этот напиток вполне освежил меня. Потом она вымыла мне руки и отерла их полотенцем, надушенным мускусом, и окропила меня душистой водой. После этого она принесла очень красивое платье и облачила меня в него; и она сказала мне:

— Если Аллаху будет угодно, эта ночь будет для тебя ночью твоих желаний! — Потом, проводив меня до самой двери, она прибавила: — Но особенно не забывай моей просьбы!

Я спросил:

— Какой?

Она сказала:

— О Азиз! Прочти ей то стихотворение, которое я заставила тебя заучить.

И вот я прибыл в сад и, как и в предыдущие ночи, вошел в залу с большим куполом и опустился на богатые ковры. И поскольку я был сыт, то смотрел равнодушно на подносы; и так просидел я до половины ночи. И я не видел никого и не слышал ни малейшего звука, и мне казалось, что эта ночь длиннее целого года, но я вооружился терпением и ждал дальнейшего. Однако прошло три четверти ночи, и послышалось уже пение петухов, встречавших зарю. И вот голод опять заговорил во мне, и мало-помалу он так усилился, что душа моя снова воспылала желанием отведать расставленных на подносах блюд; и я не мог противостоять влечению моей души; и я поднялся и приподнял большие шелковые платки, и наелся досыта, и выпил стакан вина, потом другой, и так до десяти. Тогда голова моя отяжелела, но я мужественно боролся и крепился и вертел головой во все стороны.

Но в ту минуту, когда я уже готов был поддаться сну, я услышал легкий смех и шелест шелковых материй. И я едва успел вскочить и вымыть руки и рот, как увидел, что занавес в глубине залы поднялся. И, улыбающаяся, окруженная десятью молодыми рабынями, прекрасными, как звезды, вошла она! И была она точно сама луна! И на ней было платье из зеленого атласа, все шитое красным золотом. И чтобы дать тебе понятие о ней, о господин мой, я прочту тебе стихи поэта:

О, вот она! С высокомерным взглядом,Роскошная, пленительная дева!Сияет грудь под легкою одеждой,Рассыпалися кудри по плечам…И если я, невольно ослепленный,Ее спрошу об имени ее,Она в ответ: «Я та, что зажигаетОгнем любви влюбленные сердца!»

А если я пожалуюсь на мукиСвоей любви, она ответит:«О, как ты прост! Ведь я — скала немая,Лазурь без эха! Можно ль огорчатьсяБезмолвием лазури и скалы?»Но я сказал: «О женщина, коль сердцеТвое из камня, знай: рукой своеюЯ, как Муса, сумею из скалы

Извлечь источник чистоты кристальной!»

И поистине, когда я произнес перед нею эти стихи, она улыбнулась мне и сказала:

— Это очень мило! Но как же удалось тебе на этот раз побороть сон?

И я ответил:

— Предчувствие твоего появления освежило мне душу!

Тогда она повернулась к своим рабыням и подмигнула; и они тотчас же удалились и оставили нас одних в зале. И она подошла ко мне и села рядом со мной, прижалась ко мне своей грудью и обвила мою шею своими руками. И я прильнул к ее губам, я сосал ее верхнюю губу, в то время как она сосала мою нижнюю губу; потом я обнял ее талию и привлек ее к себе; и мы вместе опустились на ковры. И я развязал шнурки ее одежд; и мы стали забавляться, и мы обнимались, и целовались, и ласкали, щипали и кусали друг друга, и бегали по всей зале; и в конце концов она упала в изнеможении в мои объятия, задыхаясь от желания. И эта ночь была сладостной ночью для моего сердца и праздником для моих чувств, как сказал поэт:

И ночь моя была полна восторгов,Из всех ночей прекраснейшая ночь!

Был полон кубок влагою пурпурной!О ночь любви! Я сну сказал: «Уйди!Ужель тебя мои желают веки?..»И я молил у серебристых членов:«Придите вновь в объятия мои!»

Но когда наступило утро и я хотел проститься с моей подругой, она остановила меня и сказала мне:

— Подожди еще немного! Мне нужно передать тебе одну вещь…

В эту минуту Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.