Ты видишь, о господин мой, насколько я в ту пору был предан легкомыслию и как неразумен; и я не хотел слушаться голоса моего сердца; и вместо того чтобы оплакивать бедную мою Азизу и носить в душе траур по ней, я думал лишь о том, как бы позабавиться и развлечься. И не было для меня в то время ничего более привлекательного, как свидания с моей возлюбленной. И как только спустились сумерки, я поспешил в ее дом; и я нашел ее охваченной желанием увидеться со мною и поджидавшей меня с таким нетерпением, как будто она сидела на горячих углях. И как только я вошел, она подбежала ко мне и повисла на моей шее и стала расспрашивать меня о моей двоюродной сестре Азизе; и когда я рассказал ей подробности ее смерти и ее похорон, ею овладела безмерная жалость, и она сказала мне:
— О почему не знала я раньше, при ее жизни, об услугах, оказанных ею тебе, и о ее удивительном самоотвержении! Я сумела бы поблагодарить ее и вознаградить ее разными способами.
Тогда я сказал ей:
— И особенно горячо просила она мою мать передать мне — для того чтобы я, в свою очередь, передал их тебе — последние слова, произнесенные ею:
Как смерть сладка в сравнении с изменой!
Когда молодая девушка услышала эти слова, она воскликнула:
— Да будет над нею милость Аллаха! Вот она даже после смерти охраняет тебя, о Азиз! Ибо знай, что этими простыми словами она спасает тебя от коварного замысла, которым я хотела погубить тебя, и от сетей, в которые я решила завлечь тебя.
При этих странных словах я изумился свыше меры и воскликнул:
— Что я слышу?! Как?! Мы были связаны такой пылкой любовью, а между тем ты решила погубить меня?!
Она отвечала:
— О дитя! О наивный! Вижу, что ты не догадываешься, на какие предательства способны мы, женщины! Но я не буду настаивать. Знай только, что ты обязан твоей двоюродной сестре освобождением из рук моих. И я должна покориться; но только под условием, что ты никогда не взглянешь ни на одну женщину, кроме меня, и не заговоришь ни с одной женщиной, будь она молода или стара. Не то — горе тебе! О да, горе тебе! И тогда некому будет вырвать тебя из моих рук, потому что та, которая поддерживала тебя своими советами, умерла. Смотри же не забывай этого условия! А теперь я хочу обратиться к тебе с одной просьбой.
В эту минуту Шахерезада заметила приближение утра и умолкла.
А когда наступила
она сказала:
А теперь я хочу обратиться к тебе с одной просьбой. Я сказал:
— Говори!
Она сказала:
— Проведи меня к гробнице бедной Азизы, я хочу посетить ее и написать на камне несколько сочувственных слов.
Я отвечал:
— Мы сделаем это завтра, если на то будет воля Аллаха!
Потом я лег с нею и провел с нею всю ночь до утра; но она каждый час просыпалась, и расспрашивала меня об Азизе, и говорила мне:
— Ах, почему не предупредил ты меня, что она была дочерью твоего дяди?
И я в свою очередь говорил ей:
— Кстати, я забыл спросить у тебя о значении этих слов:
Как смерть сладка в сравнении с изменой!
Но она ни слова не хотела сказать мне об этом.
Утром, на рассвете, она поднялась и взяла большой кошелек, наполненный динариями, и сказала мне:
— Ну, теперь вставай и проводи меня к ее могиле, ибо я хочу выстроить над ней купол.
И я отвечал:
— Слушаю и повинуюсь!
И я вышел и шел впереди ее; и она следовала за мною, раздавая нищим деньги, которые она черпала из кошелька; и каждый раз она говорила:
— Это за упокой души Азизы!
И таким образом мы дошли до могилы; и она бросилась на мраморную плиту и залилась слезами. Потом она вынула из шелкового мешочка стальные ножницы и золотой молоточек и красивыми буквами начертала на гладком мраморе следующие стихи:
Потом она поднялась, бросила прощальный взгляд на гробницу Азизы и направилась со мною в обратный путь. И вдруг с нею произошла странная перемена, и она сделалась очень нежна ко мне и несколько раз повторила: