Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

После этого его ввели в четвертую залу, где поданы были напитки, и это была самая удивительная и самая дивная изо всех зал. Под семью золотыми люстрами, спускавшимися с потолка, стояло семь подносов, на которых правильными рядами расставлены были флаконы всех видов и величин; слышалось пение и музыка, но музыканты и певицы были скрыты от глаз зрителя; а перед подносами стояло семь молодых девушек в легких шелковых одеяниях; и все они имели разный цвет кожи и не походили одна на другую: первая была темнокожая, вторая черная, третья белая, четвертая имела кожу золотистого цвета, пятая была полна, шестая худощава, у седьмой были рыжие волосы. Абул Гассану тем легче было рассматривать их, что формы их явственно выделялись под прозрачной, тонкой тканью. Он с чрезвычайным удовольствием пригласил их сесть вокруг него и налить ему вина. И у каждой спрашивал он ее имя, и каждая предлагала ему кубок. И, выпив кубок, он каждую или поцеловал, или куснул, или ущипнул.

Халиф же прятался за занавесом, следил за Абул Гассаном и молча радовался тому, что судьба послала на дорогу его такого человека.

Между тем одна из девушек, получившая от Джафара надлежащее указание, взяла один из кубков и ловко бросила в него щепоть сонного порошка, того самого, который употребил и халиф в предыдущую ночь для усыпления Абул Гассана. Потом она, смеясь, подала кубок и сказала:

— О эмир правоверных, умоляю тебя, выпей и этот кубок, он, может быть, еще более развеселит тебя!

Абул Гассан засмеялся и разом осушил кубок. Потом он повернулся к той, которая подавала его, хотел что-то сказать, но мог только открыть рот, пролепетал что-то невнятное и свалился на пол головою вперед.

Тогда халиф, которого все это чрезвычайно забавляло и который ждал только усыпления Абул Гассана, вышел из-за занавеса, едва держась на ногах от смеха. И, повернувшись к подбежавшим невольникам, он приказал снять с Абул Гассана царское одеяние, в которое облекли они его утром, и надеть на него его прежнее платье. Когда же это было исполнено, он позвал раба, унесшего Абул Гассана, приказал снова взвалить его на плечи, отнести домой и положить на кровать.

Халиф же сказал себе: «Если бы это продолжалось, то я или умер бы от смеха, или сошел бы с ума».

Раб, взвалив к себе на плечи Абул Гассана, вынес его из дворца через потайную дверь и поспешил отнести его на кровать в его дом, и на этот раз, уходя, он не забыл затворить дверь.

Что же касается Абул Гассана…

В эту минуту Шахерезада заметила, что забрезжил рассвет, и скромно умолкла.

А когда наступила

ШЕСТЬСОТ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Но что касается Абул Гассана, то он проспал до полудня следующего дня и проснулся только тогда, когда совершенно рассеялось действие банжа на мозг его. Еще не открывая глаз, он подумал: «О, в конце концов, изо всех девушек я предпочитаю Сахарный Тростник, затем Коралловый Ротик и только на третье место ставлю Жемчужную Связку, белокурую, которая подавала мне последний кубок вчера!»

И громким голосом позвал он:

— Ну же, приходите, о молодые девицы! Сахарный Тростник, Коралловый Ротик, Жемчужная Связка, Утренняя Заря, Утренняя Звезда, Зерно Мускуса, Алебастровая Шея, Лик Луны, Сердце Граната, Цветок Яблони, Розовый Лепесток! Идите же сюда! Спешите! Вчера я был немного утомлен, но сегодня мой малыш чувствует себя бодряком!

И он подождал немного, но, так как никто не являлся на его зов, он рассердился, открыл глаза и сел на кровати. И увидел он себя в своей комнате, и уже не в великолепном дворце, в котором жил вчера и повелевал как властитель всей земли. И вообразил он себе, что грезит именно теперь, и, чтобы рассеять сон, закричал во все горло:

— Да где же вы, Джафар, собачий сын, Масрур, сын сводника?

На этот крик прибежала мать его и сказала ему:

— Что с тобою, сын мой? Имя Аллаха над тобой и вокруг тебя! Что приснилось тебе, сын мой Абул Гассан?

Абул Гассан, увидев старуху у своего изголовья, рассердился и закричал ей:

— Кто ты, старуха? И кто это Абул Гассан?

Она же сказала:

— О Аллах! Я мать твоя! А ты мой сын Абул Гассан, о дитя мое! Какие странные слова слышала я из уст твоих! Ты, кажется, не узнаешь меня?

Но Абул Гассан закричал ей:

— Ступай прочь, о проклятая старуха! Ты говоришь с эмиром правоверных Гаруном аль-Рашидом! Удались от лица наместника Аллаха на земле!

Услышав это, старуха стала бить себя по лицу и воскликнула:

— Имя Аллаха над тобой, дитя мое! Молю тебя, не кричи таких безумных слов! Соседи услышат — и мы пропали! Да снизойдет покой и ясность на твой рассудок!

Но Абул Гассан воскликнул:

— Говорю тебе, ступай прочь, противная старуха! Ты с ума сошла, если смешиваешь меня со своим сыном? Я — Гарун аль-Рашид, эмир правоверных, властитель Востока и Запада!

Она же била себя по лицу и говорила жалобным голосом:

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

Девятый том «Исторических записок» завершает публикацию перевода труда древнекитайского историка Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) на русский язык. Том содержит заключительные 20 глав последнего раздела памятника — Ле чжуань («Жизнеописания»). Исключительный интерес представляют главы, описывающие быт и социальное устройство народов Центральной Азии, Корейского полуострова, Южного Китая (предков вьетнамцев). Поражает своей глубиной и прозорливостью гл. 129,посвященная истории бизнеса, макроэкономике и политэкономии Древнего Китая. Уникален исторический материал об интимной жизни первых ханьских императоров, содержащийся в гл. 125, истинным откровением является гл. 124,повествующая об экономической и социальной мощи повсеместно распространённых клановых криминальных структур.

Сыма Цянь

Древневосточная литература
Смятение праведных
Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни. При этом к каждой из этих глав приводится притча, которая является изумительным образцом новеллы в стихах.

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги