Читаем Тысяча и одна ночь. В 12 томах полностью

Когда шейх аль-Бентриф заметил наше приближение, то вышел к дверям шатра своего, навстречу нам, и мы после первых приветствий сказали ему:

— Мы просим у тебя гостеприимства, о отец арабов!

Он ответил:

— Добро пожаловать под шатры наши, о благородные гости!

И, говоря это, он немедленно отдал нужные приказания рабам своим, чтобы принять нас как следует. И невольники разостлали в честь нас циновки и ковры и, чтобы угостить нас роскошным пиршеством, зарезали несколько баранов и верблюдов.

В этот момент Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

СЕМЬСОТ ВОСЕМНАДЦАТАЯ НОЧЬ,

она продолжила:

Невольники разостлали в честь нас циновки и ковры и, чтобы угостить нас роскошным пиршеством, зарезали несколько баранов и верблюдов. Но когда наступила минута садиться за пир, все мы отказались, и я от имени всех собравшихся заявил шейху аль-Бентрифу:

— Клянусь священным союзом хлеба и соли[33] и совестью арабов! Никто из нас не прикоснется ни к одному из яств твоих, раньше чем ты не исполнишь просьбу нашу!

И аль-Бентриф сказал:

— А в чем ваша просьба?

Я ответил:

— Мы явились просить у тебя благородную дочь твою Рийу в жены ансариту, Отбаху ибн аль-Хубабу ибн аль-Мунзиру ибн аль-Джамуху из храброго, великодушного, знаменитого, победоносного, великолепного рода.

И отец Рийи, сразу переменившись в лице, сказал нам спокойным голосом:

— О братья-арабы, та, которую вы делаете мне честь просить в жены именитому Отбаху, сыну аль-Хубаба, одна может решить это. И я не буду противиться решению ее. Так пусть сама она обсудит это с вами! Я тотчас же пойду к ней, чтобы узнать ее мнение!

И он поднялся, весь желтый, и оставил нас, полный гнева, с таким лицом, на котором ясно отражалось, что он думает совсем иначе, чем говорит.

И он вошел в шатер дочери своей Рийи, которая, испугавшись выражения лица его, спросила его:

— О отец мой, почему гнев так сильно взволновал душу твою?

Но он сел подле нее, храня молчание, и наконец, как мы узнали

впоследствии, заговорил так:

— Знай же, о Рийа, дочь моя, что я только что оказал гостеприимство ансаритам, пришедшим ко мне просить руки твоей для одного из них!

Она сказала:

— О отец, племя ансаритов — одно из знаменитейших среди арабских племен. И гостеприимство твое как нельзя более уместно! Но скажи мне, для кого же именно из них пришли они просить меня в жены?

Он ответил:

— Для Отбаха, сына Хубаба.

Она сказала:

— Этот юноша известен. И он вполне достоин вступить в родство с тобой.

Но он воскликнул в ярости:

— Какие слова ты сказала? Уж не завязала ли ты с ним каких-нибудь сношений? Что же до меня, то, клянусь Аллахом, я некогда дал клятву брату моему отдать тебя его сыну, и никто, кроме сына дяди твоего, недостоин вступить в родословную мою!

Она же сказала:

— О отец, что же ответишь ты ансаритам? Ведь это арабы, полные чувства собственного достоинства и весьма чувствительные ко всем вопросам чести и первенства. И если ты откажешь отдать меня в жены одному из них, то навлечешь на себя и на все племя наше их гнев и последствия их мести, ибо они сочтут, что ты выказал по отношению к ним пренебрежение, и не простят тебе этого.

Он же сказал:

— Ты говоришь правду. Но я скрою отказ свой тем, что потребую за тебя несоразмерно огромный выкуп, ибо пословица гласит: «Если не хочешь отдать замуж дочь свою, запроси чрезмерный выкуп».

Тут он оставил дочь свою и вернулся, чтобы дать ансаритам такой ответ:

— Дочь нашего племени, о гости мои, не противится сватовству вашему; но она требует выкупа, который бы был достоин ее. Кто же из вас сможет дать мне столько, сколько заслуживает эта несравненная жемчужина?

При этих словах Отбах выступил вперед и сказал:

— Я!

И шейх аль-Бентриф сказал:

— Ну так слушай. Дочь моя требует: тысячу браслетов из червонного золота, пять тысяч золотых монет чекана Хайдара, ожерелье из пяти тысяч жемчужин, тысячу кусков индийской шелковой ткани, двенадцать пар сапог из желтой кожи, десять мешков фиников из Ирака, тысячу голов скота, кобылу из табунов племени аназа, пять ящиков мускуса, пять склянок розовой воды и пять коробов серой амбры. — И он прибавил: — Из таких ли ты, чтобы согласиться на эти требования?

И Отбах ответил:

— О отец арабов, можешь ли ты сомневаться в этом? Я не только склонен уплатить просимый выкуп, но еще и прибавлю сверх того.

Тогда я вернулся в Медину вместе с другом моим Отбахом, и нам удалось не без многочисленных препятствий и поисков собрать все указанные вещи. И я беспрерывно тратил деньги свои и делал это с большим удовольствием, чем если бы покупал все это для себя. И мы возвратились к шатрам племени Бану Сулайм со всеми нашими покупками и поспешили вручить их шейху аль-Бентрифу. И шейх, не имея более возможности взять назад свое слово, был вынужден принять как гостей своих всех ансаритов, собравшихся, чтобы поздравить его с браком дочери его. И начались празднества, и продолжались они сорок дней. И множество было зарезано верблюдов и баранов, и варились целые котлы различных кушаний, и каждый мог есть досыта.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Похожие книги

Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания
Исторические записки. Т. IX. Жизнеописания

Девятый том «Исторических записок» завершает публикацию перевода труда древнекитайского историка Сыма Цяня (145-87 гг. до н.э.) на русский язык. Том содержит заключительные 20 глав последнего раздела памятника — Ле чжуань («Жизнеописания»). Исключительный интерес представляют главы, описывающие быт и социальное устройство народов Центральной Азии, Корейского полуострова, Южного Китая (предков вьетнамцев). Поражает своей глубиной и прозорливостью гл. 129,посвященная истории бизнеса, макроэкономике и политэкономии Древнего Китая. Уникален исторический материал об интимной жизни первых ханьских императоров, содержащийся в гл. 125, истинным откровением является гл. 124,повествующая об экономической и социальной мощи повсеместно распространённых клановых криминальных структур.

Сыма Цянь

Древневосточная литература
Смятение праведных
Смятение праведных

«Смятение праведных» — первая поэма, включенная в «Пятерицу», является как бы теоретической программой для последующих поэм.В начале произведения автор выдвигает мысль о том, что из всех существ самым ценным и совершенным является человек. В последующих разделах поэмы он высказывается о назначении литературы, об эстетическом отношении к действительности, а в специальных главах удивительно реалистически описывает и обличает образ мысли и жизни правителей, придворных, духовенства и богачей, то есть тех, кто занимал господствующее положение в обществе.Многие главы в поэме посвящаются щедрости, благопристойности, воздержанности, любви, верности, преданности, правдивости, пользе знаний, красоте родного края, ценности жизни, а также осуждению алчности, корыстолюбия, эгоизма, праздного образа жизни. При этом к каждой из этих глав приводится притча, которая является изумительным образцом новеллы в стихах.

Алишер Навои

Поэма, эпическая поэзия / Древневосточная литература / Древние книги