Тысяча начал и окончаний

Я пытаюсь спросить у пары НИПов, не видели ли они лису с девятью хвостами, но они не отклоняются от своих прописанных в сценарии действий. Они не запрограммированы на то, чтобы думать. Вместо этого они говорят только о погоде, или о тех объектах, которые ищут, о людях, которых не могут найти, и предлагают побочные задания, которые меня не интересуют и на которые у меня нет времени.

Потом я ее замечаю.

Даже без надписи «Еун Ха: уровень 999» (вау!) над ее головой, я бы узнала аватар мамы после долгих, бесчисленных часов, когда я смотрела на нее и играла рядом с ней, и, конечно, ее наряд похож на ее костюм кумихо.

Потрясение и счастье видеть ее снова (хотя бы в виде цифрового артефакта, а не настоящей, какой она была прежде) быстро уступают место гневу. Ее аватар бесцельно ходит взад и вперед, точно так же, как все НИПы вокруг нас. Туда-сюда. Туда-сюда. Я спешу к ней и кликаю по иконке «разговор».

«Кто ты такая, черт возьми?» – пишу я.

«Здравствуй, Сан Мун. Прекрасный день, правда?»

«Кто ты? – снова пишу я. –

Еун Ха – персонаж моей матери. Ты его украла. Как ты получила доступ к ее аккаунту? – тут я замечаю, что на ней нет ее бусины кумихо. – Где ее кулон? Ты его продала?»

– Я – Еун Ха, – отвечает она.

– МОЯ МАТЬ УМЕРЛА, КРЕТИНКА!

Графика ее аватара дает сбой.

«Ты не в-в-видела мою щетку для волос?» – спрашивает она.

Это меня выбивает из колеи. Я буквально слышу мамин голос: «Ты не видела мою щетку для волос?»

Мама всегда теряла свои щетки и расчески. Это стало таким бедствием, что мы купили большое их количество и разбросали по всему дому, чтобы одна всегда оказывалась под рукой, и все равно они начали постепенно исчезать. В игре это было представлено как мини-миссия. За ее изображением не мог скрываться другой человек, но, может быть, в игре появился программный аналог маминого персонажа. Иногда составители программ делали такие небольшие подарки своим игрокам, когда об этом просило достаточно большое количество людей. Однако мы с папой никогда о таком не просили, мы со всем этим покончили.

Что бы случилось, если бы я нашла или купила щетку в игре и принесла ей? Может, она дала бы мне наводку на какое-нибудь сокровище, или загадочный намек, как победить орды Еомы?

Потом очень слабый, полный надежды голосок в моей голове спрашивает, не может ли это все-таки быть она сама?

«Мама? Мама, если ты там, это я, Санни», – пишу я.

Я пробую всевозможные подходы, но она отвечает только скудным набором фраз, как робот. Еун Ха точно такая же, как любой другой НИП, рабыня игры, а не хозяйка собственной судьбы. И все-таки… Это было так, как говорил Харабеоджи. Я ее помню. Это больше, чем масса сверкающих пикселей на моем экране. Это моя мать. И я могу попробовать еще один способ.

Я поднимаюсь, иду к своему письменному столу, шарю по нему и хватаю свою старую игровую гарнитуру. Надеваю на голову наушники и подключаю микрофон к своему ноутбуку.

– Мама, – говорю я. – Привет.

Слово «Санни» появляется на экране. На мгновение мне кажется, что ее персонаж опять сейчас заговорит о проклятой погоде, но потом я слышу еще и ее голос.

«Санни, – произносит она. – Санни».

Я начинаю плакать.

Мне приходится включить звук на всю мощность, и даже тогда ее голос едва слышен, его почти заглушает шипение и треск электрических разрядов. Нет, он состоит из них, из помех и шума, будто очень плохая проба звукозаписи. У нее далекий, хриплый, напряженный голос, но это ее голос. И хотя я никогда не забывала, как она выглядит, потому что у нас много ее фотографий, но я забыла, как звучит ее голос.

– Мама, это действительно ты, там, внутри? – говорю я. – Как? Что произошло? Что ты такое?

– Я не знаю, что произошло, я забыла. Прошло так много времени.

– Пять лет, – говорю я.

– Ты хорошо выглядишь, маленький цветочный тортик, – не знаю, говорит ли она о моем аватаре, или каким-то образом видит меня по ту сторону экрана. Это так странно.

– Я как будто помню… Я состояла из двух частей одновременно, в моем теле и здесь, – говорит она. – Я иногда вижу Оппа, – мама говорит о своем отце.

– Харабеоджи считает, что ты гвисин.

Она смеется, в моих наушниках слышен хриплый, диссонирующий звук, похожий на искаженный звуковой эффект.

– Он говорит, ты его навещаешь. Ты перекладываешь разные вещи.

– Я пыталась… привлечь его внимание.

Значит, она пыталась общаться с нами единственным доступным ей способом, просто для того, чтобы дать нам знать, что она здесь. Но почему с Харабеоджи, а не со мной?

– Компьютер, – говорю я.

Только Харабеоджи пользовался нашим старым компьютером с установленной на нем игрой ЗУП. Может быть, это ее связующее звено с реальным миром? Если бы мы с папой продолжали играть в игру, может быть, мы бы нашли ее в ней раньше?

– Мама, мы не знали, что ты все еще… – нет, не жива. – Здесь.