Тысяча начал и окончаний

Мои слезы высохли после прошлой ночи; я впала в оцепенение. У меня было много времени на размышления, но я могу думать только об одном: после всего, что между нами было, после всех его сделанных шепотом признаний о том, как много я для него значу, он отверг меня без объяснений.

Я ничем не заслужила это, какое бы недопонимание ни возникло между нами. И все же – я здесь.

Единственное окно в этой башне забрано толстой железной решеткой, но сквозь нее я вижу края розовых стен дворца и листья платана. Сегодня утром сюда проникал солнечный свет. Вскоре солнце сядет, и станет темно.

Я вздрагиваю от внезапно раздавшегося шума за стеной башни. Рабочие вернулись. Они ворчат, накладывая и замешивая глину. Они усердно трудились снаружи с самого моего появления здесь. Клали кирпичи, ряд за рядом, все выше и выше. Мой отец был каменщиком, я узнаю этот звук.

Дверь со скрипом открывается. Тарек входит в камеру. На нем его обычные темные доспехи. Он вносит поднос с чечевицей и хлебом, ставит его у моих ног и наклоняется, чтобы ослабить цепи, и я могла поесть.

– Тарек, – умоляю я. – Поговори со мной. Скажи мне, что я сделала?

Он ничего не говорит. Поднимается и собирается уйти.

– Прошу тебя! – умоляю я его. – Ради Симран, пожалуйста, скажи мне. В чем дело? В чем мое преступление?

– Как будто ты не знаешь!

– Не знаю, клянусь жизнью моей матери!

Он пристально смотрит на меня.

– Твоя улыбка.

– Моя улыбка?

– Ты его выдала. Купец заметил твою улыбку и увидел реакцию принца Карима. Он понял, что произошло. И попытался использовать это, чтобы поторговаться с принцем Каримом. Ты знаешь принца. Он никогда не проигрывает, – Тарек кивает в сторону окна. – Те люди, снаружи. Они строят стену для тебя. Принц Карим собирается похоронить тебя заживо.

– Понимаю, – тихо говорю я.

– Лучше было не знать, правда? – спрашивает он. Его голос звучит мягче.

Эхо шагов Тарека замирает вдали. Мое сердце обдает горячей волной, будто на него плеснули кипятком. Я спала в постели принца Карима. Я утешала его стихами. Я принимала его гостя. Я танцевала для него. Принц всегда говорил, что я принадлежу ему. Я раньше думала, что эти слова защищают меня, что я в безопасности, но теперь я поняла: принадлежать ему означает, что он может отправить меня туда, куда ему захочется – в свою постель или в эту сырую башню. Принадлежать ему – это не любовь. Это никогда не было любовью.

Я меняю позу на скамье. Цемент остывает, когда приближается вечер, и солнце наконец ускользает за горизонт. Каменщики закончили работу, а тяжелое железо сжимает мои щиколотки. Я уверена, через многие годы, когда будут рассказывать мою историю, вам поведают, как другие девушки из гарема завидовали моему положению. Как они жаждали завладеть моими серебряными и золотыми браслетами, моими серьгами со светлыми аметистами. Но это ошибка. Даже Симран не завидовала мне. Теперь я понимаю почему: быть самой любимой – это значит, что, когда любовь превратится в ненависть, ненависть обожжет так же сильно.

Дверь со скрипом открывается. Но это не Тарек вернулся, чтобы унести мою нетронутую еду.

Это принц Карим.

Он бросается ко мне. Принц одет в королевский синий камиз с вышивкой золотом по краям и изящно скроенные шаровары. Его корона, как всегда, у него на голове.

– Ясмин!

Он смотрит на цепи на моих щиколотках, руках и талии. Не говоря ни слова, он достает свое кольцо с ключами и опускается передо мной на колени. Он отпирает замки, снимает металл с моего тела, пока последняя цепь не падает на пол. На моей коже остаются воспаленные красные ссадины.

– Тарек за это заплатит, – тихо говорит он. – С тобой все в порядке?

– Разве это был не твой приказ?

– Ну, да. Наверное, мой, – он качает головой. – Но приказ был дан только для отвода глаз. Он должен был понять, что я имел в виду, – Карим дотрагивается до моего запястья. Я вздрагиваю от боли, но он, кажется, этого не замечает.

– Я хотел все объяснить раньше, но все за мной следили. Не было времени. Он все понял, Ясмин.

– Улыбка.

– Да, – он проводит рукой по моим волосам. – Твоя улыбка, которая лишает меня способности действовать и думать. Он увидел, как ты мне улыбнулась, и понял, что ты – не простая танцовщица. И он захотел получить то, на что не имел права. Он захотел, чтобы эти улыбки принадлежали ему.

– И за его желания я умру.

– Умрешь? – он несколько мгновений смотрит на меня, потом хохочет. – Позволить моей любимой умереть? Я дал ему понять, как далеко я могу зайти, чтобы защитить то, что принадлежит мне. Он подписал соглашение сразу же, когда увидел, как тебя уводят. Утром я всем объявлю, что прощаю тебя. Мои подданные будут прославлять мое милосердие, а ты к ночи вернешься в мои объятия.

Он смотрит на меня. Улыбка, полная надежды, играет у него на губах. Что он хочет от меня услышать? Он ждет благодарности?

Он привлекает меня к себе, его рука обхватывает мою талию подобно железу кандалов.

– Как этот человек дерзнул просить такое! Я знаю, что ты скорее дашь закопать себя живой, чем будешь принадлежать другому мужчине, а не мне.