Тысячеликий герой

Но есть и другой путь — диаметрально противоположный пути общественного долга и народной религии. С точки зрения приверженности долгу любой изгнанник есть ничто. С другой же точки зрения, однако, это изгнание есть первый шаг на пути исканий. Каждый несет в себе все; поэтому это могут быть внутренние искания. Различия пола, возраста или призвания отнюдь не сущностные характеристики человека; это всего лишь маски, которые мы временно носим на сцене мира. Образ человека, сокрытый в нем, не следует путать с его одеждами. Мы считаем себя американцами, гражданами XX века, жителями Запада, цивилизованными христианами. Мы или добродетельны, или грешны. Однако подобные определения не говорят нам, что значит быть человеком, они отмечают лишь случайные обстоятельства времени и места рождения или статьи дохода. Что же в нас главное? Каков фундаментальный характер нашего бытия?

Аскетизм средневековых святых и индийских йогов, эллинистические мистерии инициации, древние философии Востока и Запада — все это способы смещения внимания индивидуального сознания вглубь от его поверхностных облачений. Все предварительные медитации взыскующего увлекают его ум и чувства от внешних случайностей жизни, обращая его к глубинам. «Я не есть это и не есть то, — размышляет он, — не моя мать и не сын, только что умерший; не мое тело, болезненное и стареющее; не моя рука, не глаз, не голова; не совокупность всех этих вещей. Я — не мое чувство; не мой разум; не моя интуиция». Через такие размышления он проникает в свои глубины и наконец прорывается в бездонный предел осознания. После подобных экзерсисов ни один человек уже не может всерьез считать себя таким-то и таким-то из такого-то и такого-то города. Общество и общественный долг уходят на задний план. Мистер такой-то и такой-то, открыв в себе величие человека, погружается в себя и свою отрешенность.

Это стадия Нарцисса, глядящего в воду, Будды, погруженного в созерцание в точке покоя, но это еще не конечная цель; необходимый шаг, но не последний. Цель — не увидеть

, а осознать, что ты и есть эта сущность; и в этой своей сущности человек обретает свободу странствовать по миру. Более того, сам мир имеет такую сущность. Сущность человека и сущность мира едины. Поэтому нет больше необходимости ни в отрешенности, ни в уходе из мира. Куда бы ни лежал путь героя, что бы он ни избрал своим поприщем, он будет неизменно ощущать это присутствие как свою сущность, ибо тем самым он обретает способность видения. Это означает конец одиночества. Как приобщение к социуму приводит к осознанию Всего сущего в себе самом, так и изгнание приводит героя к осознанию Самости во всем сущем.

Фокусируясь в этой точке, вопрос об эгоизме и альтруизме перестает существовать. Индивид теряет себя в этом правиле и возрождается в тождестве со вселенной. Для Него и через Него создан мир. «О Магомет, — сказал Бог, — если бы не было тебя, Я не сотворил бы небо».

3. Герой нашего времени

Все это, однако, слишком далеко от современности, ибо демократический идеал самоопределения индивида, изобретение самодвижущейся машины и развитие научных методов исследования настолько преобразовали всю жизнь человека, что наше многовековое наследие, весь неподвластный времени универсум символов терпит крушение. Как говорил ницшевский Заратустра, «все боги умерли»[484]. Старая история, рассказанная в тысячах вариаций. Это героический цикл нашего времени, сказка о вступлении человечества в пору зрелости. Чары прошлого, рабство традиции — все это было сокрушено решительным и мощным ударом. Пелена мифических грез развеялась, разум открыт для полного пробуждения сознания; современный человек возник из невежества былого, подобно бабочке, появляющейся из кокона, или же солнцу, выходящему на рассвете из утробы матери-ночи.

И дело не просто в том, что не осталось ни одного потаенного места, куда бы не проникало всевидящее око телескопов и микроскопов; нет больше того общества, которое было некогда учреждено богами. Социальная единица не является более носителем религиозного содержания, но представляет собой часть политико-экономической организации. Ее идеалы не являются более выражением смысла некоего культового представления, которое делает видимыми небесные формы, но есть выражение мирских устоев, отмеченных многотрудной и беспощадной борьбой за материальные ресурсы и превосходство. Изолированное общество, покоящееся в пределах мифологических горизонтов, более не может существовать, разве что как территория, подлежащая разработке. В самих же прогрессивных общественных системах все, что еще сохранилось от наследия древнего человека в области религии, морали, искусств, переживает полный упадок.