У Черных рыцарей

- Водка у вас есть? Настоящая, не шнапс какойнибудь? - спросил Середа.

- Конечно, есть! На всякий случай припрятал две бутылки "смирновской" из Англии. Лучшая в Европе!

- Гоните сюда!

- Василий! Разрешите называть вас по имени, как окрестила мать! Мы ведь не в лагере и не в школе! Согласны? И еще одно условие: давайте не очень налегать на "лучшую в Европе". Хочется поговорить откровенно, а если переберешь...

- Переберешь? Когда на столе всего две бутылки? Глупости! Бывало, до войны везу лес, дорога - хуже не придумаешь. Холод такой, что хороший хозяин собаку из дома не выгонит. А лес везти надо. Перед дорогой пол-литра опрокинул и пошел... Руки стыть начинают - еще столько же! Ну, до Белых Берегов как доехал, тут уже принимаешь полную норму... А вы... две бутылки! На двоих! Смех!

В разгар ужина, когда одну бутылку уже распили, в зал впорхнула Мэри. Увидав Домантовича, она бросилась к нему, как к родному брату. "Малыш" тоже радостно встретил неожиданную гостью. Чересчур радостно. Он пил и пил за ее здоровье, смешивая оставшуюся водку с пивом, но, казалось, не пьянел. По крайней мере внешне. Лишь по тому, как все настойчивее Середа уговаривал девушку отказаться от имени Мэри, а позволить называть себя Марией, можно было догадаться, что в голове у него туманится.

- Мария... Прислушайтесь, как звучит?.. Так звали мою мать!

Протопопов вошел в таверну, когда "Малыш" уже был на взводе.

Середа сидел спиной к двери и не заметил нового посетителя, а Протопопов тоже не спешил показаться ему на глаза. Усевшись возле столика в противоположном углу, он медленно цедил сквозь зубы плохонькое кислое вино, по временам поглядывая на группу, сидевшую в "кабинете", как громко здесь именовали уголок, который можно было отгородить ширмой.

- Почему этот патлатый так внимательно глядит на вас? - рассмеялась Мэри, кивнув в сторону Протопопова.

- А - бельмо ему на глаза! - выругался Середа и, даже не взглянув, кто сидит сзади, поднялся со стула и задвинул "кабинет" ширмой.

Это уже нарушало план, требовало вмешательства.

Через минуту ширма сдвинулась, и Протопопов, не здороваясь, словно был сильно пьян, шлепнулся на четвертый стул, "случайно" поставленный тут заботливым хозяином.

- Узнаешь, Василий? - спросил Протопопов через стол.

Середа захлопал глазами и с минуту всматривался в такое знакомое и в то же время как будто незнакомое лицо. Домантович заметил, как покрасневшие от выпитой водки щеки "Малыша" стали бледнеть.

Именно в этот момент заиграла радиола.

- Потанцуем, Мэри? - спросил Домантович.

- С радостью! Пусть старые друзья побеседуют наедине.

Они вышли в зал и закружились в ритме все ускоряющегося модного фокстрота.

Домантович мог не прислушиваться к беседе двух старых знакомых. Он знал: под столом, у которого те сидели, вмонтирован американский подслушиватель новой системы, который позволяет Нунке самому слышать весь разговор Середы и Протопопова от слова до слова.

Хозяин таверны, простучав деревяшкой, подошел к радиоле и сел рядом на стул, чтобы сменить пластинку.

Теперь зал наполнился мелодичными звуками медленного блюза.

И вдруг в эту мелодию ворвался истошный крик, потом нечеловеческий вопль.

С удивительной для одноногого быстротой хозяин таверны бросился к ширме, на ходу выхватив из кармана пистолет. Но выстрелить он не успел. Середа выскочил из-за ширмы и, столкнувшись с хозяином, схватил его под мышки, высоко поднял и с криком "сволочь!" швырнул на мраморную стойку с такой силой, что тот не успел даже вскрикнуть.

- Падаль! - ревел взбешенный великан.

У Домантовича оружия не было.

- Протопопов быстро его утихомирит! - заверял Нунке. Как он потом жалел, что допустил такую оплошность!

Увидав расправу над одноногим, Домантович схватил за руку Мэри и бросился к выходу. Они со всех ног помчались к школе. Их гнал от таверны грохот, звон разбитого стекла, дикий рев.

Минут через десять они отскочили на обочину, ослепленные светом фар. Навстречу мчалась машина.

Она остановилась. Из нее выскочил Нунке.

- Все знаем! Слышали! Возвращайтесь в школу, мы его задержим. Скажите...

Конец фразы заглушил страшный взрыв.

Высокий столб пламени поднялся там, где несколько минут назад стояла таверна.

- Быстрее, Нунке! - послышалось из машины. Домантович узнал голос Думбрайта.

Машина рванулась с места.

Теперь было видно, что пылала не только таверна.

Внешне все шло по-прежнему: занятия в боксах, специальных кабинетах или залах, два часа "духовной подготовки", ночью тренировки парашютистов. Как и раньше, точно по расписанию, в котором были указаны часы и минуты, Думбрайт носился по боксам, давал указания, изредка хвалил кого-нибудь, но чаще ругался.

После смерти Протопопова Воронов продолжал занятия с группой "Аминь". Но узнав, что босс окончательно решил послать его вместо покойного в Минск, старик осунулся, утратил свое всегда бодрое настроение.

Дела шли, как и прежде, но во всем чувствовалось напряжение, возникшие в жизни школы какие-то подводные течения. Причину этого знали только Думбрайт, Нунке и, как это ни странно, Вайс.