У Дона Великого на берегу

Понимал великий князь: прав Боброк. Правы князья и воеводы. Но претило — ох, как было не по нутру! — уступать им.

— Кто ж под моим стягом будет биться?

Бориска, от напряжения раскрывший рот, попался на глаза.

— Он, что ли?

— Зачем он? — вступил вперёд конём Михайло Андреевич Бренк.— Я, княже, коли дозволишь!

Словно от боли, скривился великий князь:

— Опомнись! На верную ведь смерть!

— А ты?

Зашумели ближние люди:

— Нельзя тебе, княже! Не можно!

Тяжело соскочил великий князь с любимого своего белого коня. Рослого, под стать хозяину. Потрепал по шее. Конь, кося большим умным глазом, мокрыми губами ткнулся в ладонь Дмитрию Ивановичу.

Бренку, что уже пешим ждал, отдал повод. Молчком все.

— Доспехи, князь! — сказал воевода Боброк.

Снял великий князь свои золочёные доспехи, шлем. Передал Бренку. Хотел было его доспехи взять — в круг въехал воин, смутно знакомый.

— Погоди, Дмитрий Иванович. Надень-ка лучше мои. На немой вопрос князя пояснил Найден: - Доснешник я. Надевай. Спасибо скажешь. Крепче бояриновых, поверь!

Ростом и сложением был Найден ровня великому князю. Намётанным глазом глянул Дмитрий. Верно, крепче, добротнее бронниковы доспехи, нежели Бренковы, хоть видом менее нарядны.

— А ты? — спросил.

— Обойдусь!

Принялся облачаться великий князь в доспехи простого воина. Все облегчённо вздохнули. Один воевода Боброк настороженно глядел на великого князя. Уж больно легко сдался. Похоже, замыслил что-то новое.

И угадал.

Надевши Найдёновы доспехи, сказал великий князь:

— Добро! Не по-моему будет. Но и не по-вашему. Коли надел доспехи простого воина, буду биться простым воином!

Повернулся к боярину Бренку:

— Прощай! Более не свидимся!

Крепко обнялись великий князь с боярином.

 — С богом, братья-князья и бояре, воины хоробрые!

Наступало, входило в свои права утро сентября месяца восьмого дня одна тысяча триста восьмидесятого года.

Густой туман, что висел над Доном и над полем, стал редеть. Клубился и шевелился, точно живой.

Гомон стихал в войске. Голоса начальных людей сделались слышнее. Истекал пятый час после рассвета

После о том будет красиво написано-сказано:

«Знамёна золотые шумят, простираются, как облака тихо трепещут, точно хотят промолвить. Хоругви богатырей русских, как живые, колышутся. Доспехи русских сынов, словно вода, что при ветре колеблется. Шлемы золочёные на головах, как заря утренняя в ясную погоду, светятся. Еловцы шлемов их, как пламя огненное, развеваются».

Однако проще и горше было на Куликовом поле в тот памятный день. Всех ли оберегали железные доспехи и золочёные шлемы?

Вперёд выдвинут был сторожевой полк. Вплотную к нему — пешая сермяжная рать. Мужики в лаптях — от сохи, от кожевенного чана ал и от кузнецкой наковальни. Одеты кто во что горазд.

Так же и вооружены.

Найден с Михой-сапожником тут. Миха в кольчужной рубахе Найдёновой работы, в шлеме. Высокий червлёный щит в левой руке. В правой — тяжёлое копьё. За голенищем сапога — нож. Найден в Бренковых доспехах, со щитом же, но с мечом. Бояринова челядь было уцепилась за доспехи: к чему, дескать, отдавать мужику? Михаила Андреевич, отходивши плетью слугу, разом тем поправил дело.

Завидовали мужики Найдёну и Михе.

— Справно одеты, ребята! Такие-то железа всем нам — глядишь, и сирот менее осталось. И вдов...

Найден бояриновы доспехи осудил:

— Краса есть, крепости мало.

— А ты мне отдай! — шмыгнул носом маленький мужичок, именем неизвестен, прозвищем Тюня. Всё оружие его топор, коим дрова колол в своём дворе, а защита — овчинная шапка да овчинный же кожушок.

— В бояриновы доспехи таких, как ты, надобно сажать троих! — ворчал Найден.

— И ладно! — отвечал Тюня.— Разве мы против? И пятеро влезем, давай только...

Пошучивали воины, у коих катился под горку последний час жизни. А что делать? Не плакать же?

Утешали друг друга, рассказывали о случаях в сражениях, вроде вовсе гибельных, кончавшихся, однако, благополучно.

Маленький словоохотливый Тюня поведал:

— Сказывают, позапрошлой ночью великий князь Дмитрий Иванович и воевода Боброк пытали судьбу. Исход, стало быть, нонешнего сражения.

— Как так? — спрашивали жадно.

Всё авось доброе предзнаменование!

— Очень просто. Выехали посередь ночи подалее из стану. Чтобы промеж двух ратей быть: нашей и ордынской. Оборотились в сторону ордынскую, а там стук велик и клич, аки гром гремит, трубы многие гласят. В нашей же стороне — великая тихость.

— И что с того?

-— Аль непонятно? — дивился Тюня.— Самая верная примета к победе!

Хмыкали, сомневаясь:

— Мы спали, они — нет. Вот тебе всё волхование!

Горячился Тюня:

— И далее было!

— Что же?

— Соскочил старый Боброк с коня. Приник к земле. Долго слушал. Великий князь потерял терпение. Спрашивает, что, мол, там, воевода? Боброк поднял голову от земли. Подь, государь, сюда. Сам внемли. Так, сказывают, и поступил великий князь.

— Чего ж объявилось?

— На вражеской стороне — вопль, словно девица кричала жалобным голосом. А на нашей женщина плакала...

— К чему бы?

 Истолковал Боброк великому князю: жду, мол, победы, но и наших ратников много поляжет.