У Лаки

Мать Эмили познакомила семью с Диной Пилиос, подругой из школы. У Дины были темные мягкие глаза, а во взгляде теплота и внимание. Она объяснила, что ресторан рано закрывался по понедельникам.

– А вы ели?

– Нет, – ответила Хайди, качая головой.

– Вы приезжали повидать твоих родителей?

– Повидали и уехали, – сказала Хайди.

Дина кивнула: она знала, что собой представляют родители Хайди.

– Тогда будете ужинать с нами, – решительно заявила Дина.

– Так нельзя, – попыталась отказаться мать Эмили.

– У вас нет выбора, – официантка озорно улыбнулась. – Я закрываю двери.

Рик помог сдвинуть столики и перенести стулья. Вышел один большой стол, и все восемь человек уселись: Дина, ее родители, ее брат, двоюродный брат и семья Эмили. В стаканы налили пиво и воду, а на стол поставили сыр и йемисту, марулосалату[12]

и софрито[13]. Дина сказала, что неудобно и стыдно вернуться домой или спать в отеле, как приезжие, поэтому предложила Хайди и ее близким остаться на ночь в доме за рестораном, занять гостевую комнату. Она уже застелила кровати десять минут назад.

В комнате Эмили смущенно, но настойчиво попросила подстелить ей пальто Рика, если она опять описается. Рик постелил пальто на матрас, а сам лег на пол. Мать Эмили разделила кровать с дочерью. Лежа в темноте, Эмили призналась, что стала забывать некоторые детали об отце, Иэне Асквите. Хайди отозвалась, что амнезия – это нормально. Так разум пытается оградить себя от плохого.

– Мозг прекрасно устроен, – прошептала она Эмили.

Хорошо, что некоторые вещи затерлись. Эмили рассказала, что помнит, как отец смотрел на нее на вокзале, словно они оба из-за него потерялись. Но все же хотела бы помнить, а какого цвета у него были глаза?

2002

1

Эмили сидела за столом в номере отеля и обзванивала тех, кто управлял ресторанами сети, расспрашивала о делах, об их мыслях и о Лаки Маллиосе, подыскивая истории в основу статьи. Молодая женщина по имени Евдокия Луковская рассказала, что покинула Украину в 1952-м, одинокая и беременная. Ее перевезли в лагерь для мигрантов в Беналле, штат Виктория. Персонал лагеря настойчиво давил на незамужних матерей, чтобы они отдавали детей на усыновление, поскольку, как утверждалось, матери-одиночки из мигрантов столкнутся с бóльшими трудностями при поиске супруга или устройстве на работу, не смогут ассимилироваться и будут чрезмерно полагаться на социальное жилье и другие формы социальной помощи. В результате подобного отношения незамужние беременные женщины, прибывшие в Австралию и не отдавшие детей, могли оставаться в этом лагере годами, ухаживая за детьми и выполняя домашнюю работу.

Матери действительно томились, как в заключении. Евдокия не собиралась растить дочь в Блоке 3 Беналла. Она написала письмо в офис Лаки, заявив, что готовила для семьи в Украине, готовит для людей в лагере тут, в Австралии, и что она будет работать усерднее любого мужчины или женщины. Если вы умеете управляться и готовить на украинской печи, значит, вы сможете справиться с любой печью в принципе. Лаки предложил Евдокии долю в Ньюкасле.

Во второй половин дня Эмили спустилась в кафе через дорогу от отеля, расположилась там за столиком недалеко от входа. Рядом на подоконнике устроилась кошка. Под навесом слышалось близкое хлопанье крыльев. Пряный запах жареного на вертеле мяса выплывал сквозь двери на дорогу. На углу розовый жасмин плотно укрывал стену дома. Эмили прислушивалась к разговору пары по соседству. Оба шотландцы, они спорили до тех пор, пока женщина не поднялась из-за стола и не возмутилась, дескать, какой это вообще отдых, если они все время несчастливы, а потом заявила, что переночует в другом месте. Эмили наблюдала сцену с вниманием и почти удовлетворением: на ее глазах происходило что-то важное, в тихом кафе открывалась истина – эти люди друг другу не подходили.

Из окна кафе Эмили увидела, как ее Лиам, одетый в темно-синий костюм, катит чемодан по другой стороне улицы и входит в отель. Она знала, что Лиам в стране, участвует в мероприятии Мельбурнского университета. Но он не называл точной даты. По какой-то причине он никогда не утруждал себя такими деталями.

Эмили перешла дорогу обратно и заглянула в фойе отеля, где Лиам стоял у стойки администратора. Двери открылись автоматически.

– Сюрприз! – сказал Лиам, оборачиваясь.

– Я знала, что ты скоро приедешь, – сказала Эмили, обнимая его и легко шлепая по руке.

– Может мне следовало позвонить загодя? Странно, что я так приехал?

– Ты у меня спрашиваешь? – усмехнулась Эмили. Она всегда так отвечала на вопрос Лиама, который, по ее мнению, не стоило задавать.

Лиам зарегистрировался, коротко поболтал с администратором, Изабель, обсудив долгий перелет и смену часовых поясов. Он выглядел загорелым, на лице цвели веснушки, волосы делил неровный пробор. На нем была оксфордская плотная рубашка с жемчужными пуговицами, застегнутая до самого верха. Стиль аккуратиста снова в моде. Лиам одевался теперь много лучше, чем в двадцать лет. В сильных, обвитых венами руках он держал дорожную сумку.