У стен Москвы

Но телефонисту не пришлось никого вызывать. Командир разведотделения позвонил сам и сообщил, что со стороны Андреевки показалась группа мотоциклистов.

— Это разведка, — сказал в трубку Кожин. — Замри. Главное, чтобы они тебя не заметили. Понял?

— А если они вздумают прочесать рощу? — спросил сержант.

— Вряд ли. Если немцы станут прочесывать каждую рощицу, которая встречается им на пути, то… — усомнился Кожин, но по напряженному молчанию Щербинина понял, что этот ответ не удовлетворил его. — Ну а если все-таки решатся — отходи.

Тревога Щербинина была не напрасной. В этом Александр вскоре убедился. Мотоциклисты, поравнявшись с рощей «сапог», сошли с машин и с автоматами наготове хотели углубиться в лесную чащу. Но в это время сзади подкатил еще один гитлеровец и сказал что-то. Один из немцев вскинул бинокль и внимательно стал вглядываться в рощу.

Александр хорошо представлял, как сейчас чувствуют себя Щербинин и его бойцы под таким пристальным, ощупывающим взглядом.

Но, видно, мотоциклист не заметил ничего подозрительного. Опустив бинокль, он сел на свою машину и дал газ. Остальные последовали за ним.

Немецкие мотоциклисты быстро приближались теперь к подковообразной опушке. Остановившись на дороге, они подняли бинокли и снова, как возле рощицы, издали стали осматривать опушку леса. Перед их глазами почти сплошной стеной стояли приземистые дубы, конусообразные, вечнозеленые ели, стройные сосны-великаны, своими вершинами подпирающие облака, кусты орешника, а за ними — чуть заметные холмики, усыпанные пожухлой, отсыревшей листвой.

Закончив осмотр, гитлеровцы приникли к пулеметам, установленным на мотоциклетных колясках, и дали длинные очереди по опушке. Бойцы батальона, затаившиеся в окопах, не ответили им. Только раскатистое эхо от выстрелов пронеслось по лесу.

— Ну, кажется, пронесло! — обрадованно вымолвил Кожин, когда немецкие мотоциклисты, дав еще несколько пулеметных очередей по лесу, помчались дальше. — Павлов, сообщи командиру резервного взвода: пусть готовится к встрече «гостей».

— Бараны! Ослы!.. — возмущался Асланов, с удивлением глядя вслед немецким мотоциклистам. — Ишак моего деда в десять раз был умнее, чем эти идиоты. Честное слово!

Кожин с осуждением посмотрел на командира батареи:

— Ослы, говоришь?..

— Конечно, ослы. Какая же это, к черту, разведка?!

«Нет, ослами их никак не назовешь, — мысленно рассуждал Кожин. — Конечно, сейчас их разведка допустила большую оплошность, но… Если бы немцы были глупыми, они не смогли бы пройти по нашей земле столько, сколько прошли. Им вскружили головы их победы. Вот почему они так нагло ведут себя…»

Командир батальона хотел возразить Асланову, поделиться с ним своими мыслями, но не успел. Настойчиво зазуммерил телефон. Кожин взял трубку.

— В трех километрах от меня — пехота противника… — донесся издали взволнованный голос Щербинина.

— Много?

— Вся дорога забита машинами.

— Танков не видно?

— Нет. Одни бронетранспортеры.

— Отходи к нам.

— Есть!

Кожин положил трубку и вызвал к себе командира первой роты Соколова.

— У тебя все готово? — спросил он.

— Все.

— Добро. Только не торопись. Когда головные машины спустятся в лощину, тогда и рвани. Понял?

— Так точно!

— Действуй.

Соколов, пригибаясь, побежал в сторону дороги.

Кожин соединился по телефону с командиром полка и доложил ему о приближении к переднему краю батальона немецких бронетранспортеров.

— Ясно. Держись… — сказал Потапенко и положил трубку.

Комбату стало как-то не по себе от этих двух коротких слов. Раньше командир полка никогда не разговаривал с ним так сухо.

Кожин еще не знал, что в это утро немцы начали наступление по всему фронту. Он медленно опустил трубку на рычаг, поднял к глазам бинокль и сразу же вдали увидел тупорылые бронированные машины. Первые из них, миновав рощу, в которой до того находился Щербинин, начали спускаться в лощину.

Из-за рваных облаков, словно крадучись, выглянуло скупое осеннее солнце. Гитлеровцев теперь видели все. Бойцы стояли в своих окопах и смотрели на приближающиеся бронетранспортеры. Заняв всю дорогу, они двигались по два в ряд, с интервалами в глубину в двадцать-тридцать метров. За их высокими бронированными бортами, плотно прижавшись друг к другу, сидели автоматчики в касках.

Тяжелые, закованные в броню машины шли так уверенно, такой монолитной массой, что у многих бойцов от подползающего к сердцу страха забегали по спине мурашки.

Тревожными были эти минуты ожидания. Люди молчаливо готовились к схватке.

Бронетранспортеры подходили все ближе.

— Э-эх, сколько и-их!.. — с тревогой протянул Карасев. «Боится…» — подумал Кожин.

— Карасев, у тебя есть спички? — спокойным голосом спросил комбат, у которого в правом кармане лежала полная коробка.

Карасев повернул голову и посмотрел на командира. «Какие тут могут быть спички в такую минуту?» — говорил его растерянный вид.

— Ну, нету, что ли? — разминая в пальцах папиросу, спросил комбат.

— Есть, есть! — заторопился красноармеец и, подойдя к Кожину, зажег спичку.

Прикуривая, Александр заметил, что руки у Карасева дрожат.

— Ну, а ты почему не закуриваешь?