У вас один общий друг

– Правда. Но тебе спасибо за… даже не знаю, за что. Спасибо.

– Все равно не верю, что ты провалила тест. – Боб обнял Ванессу за талию. Элис поняла: он не флиртует, а действительно за нее рад, только любит эту Ванессу. В каком-то смысле лето всех преобразило, и Элис тоже, потому что и она была рада за Боба.

Толпа задвигалась. Вскоре они вчетвером выбрались на воздух и остановились во дворе под ивой. Элис поинтересовалась, как Боб познакомился с Ванессой, и получила сильно сокращенный пересказ двадцатилетней истории их отношений, а в заключение – решение, которое они приняли сегодня утром.

– Мы летим в отпуск на Гавайи.

– Правда? Куда именно?

– На Мауи.

– Так, слушайте меня, – деловым тоном объявила Элис. – Сейчас я расскажу вам все, что необходимо знать. Не записывайте, вечером я пришлю электронное письмо. Во-первых, насчет закусок…

И она погрузилась в пространный экскурс по Мауи, от Лахайи до Ханы, не забыв охватить все, что находится между этими населенными пунктами. Питтипэт хотела побыстрее уйти, но была слишком хорошо воспитана, чтобы сказать об этом. Слушая разговор вполуха, она оглядывалась по сторонам в поисках Билла.

Наконец, когда Элис завершила подробный инструктаж, где покупать банановый хлеб и кто лучший инструктор по серфингу на Мауи («Он, конечно, не самый лучший; я даже не уверена, что он хороший, однако вам понравится»), они с Питтипэт попрощались с Бобом и его новой подругой и направились по усаженному деревьями бульвару на Амстердам-авеню. Эти деревья красивы весной, в цвету, и на Рождество, когда их украшают гирляндами и выкладывают фотографии с ними во всех инстаграмах Нью-Йорка. Но сейчас, в конце лета, когда даже свет кажется сухим и горячим, они выглядят осунувшимися и усталыми, словно им хочется поскорее спрятаться под толстым одеялом.

– Так что за история с Бобом? – поинтересовалась Питтипэт.

Элис покраснела.

– Ты о чем?

– У вас было свидание?

– Не совсем. Он познакомился с Рокси на «Флиртариуме», а потом она врезалась в столб и сломала нос, помнишь?

Питтипэт неожиданно остановилась, будто сама врезалась в столб. Бритоголовый мужчина в оранжевом одеянии грузил коробки в фургон. Ей пришло на ум, что он выглядит не так плохо, как она представляла.

Билл поднял глаза и увидел жену и сестру. Элис подумала, что Питтипэт сделает вид, будто его не заметила, и просто пройдет мимо, но она не до конца разбиралась в семейных отношениях. Это не просто парень, с которым ты переспала, а потом спустя три года случайно встретила в аэропорту и предпочитаешь избежать встречи, потому что нет, спасибо. Это фоновое приложение, которое нельзя отключить.

– Привет, Билл, – сказала Питтипэт.

Его лицо на мгновение застыло от удивления, однако потом на нем отобразились печаль, раскаяние, желание прикоснуться к жене, понимание, что это невозможно, и еще несколько эмоций, о существовании которых он даже не подозревал. Но он ничего не сказал.

– Наверное, ему запрещено разговаривать, – догадалась Элис.

– Вот оно что. – Питтипэт повернулась к мужу. – Это правда? Тебе нельзя разговаривать?

Билл даже не помотал головой, потому что не был уверен, является ли невербальная коммуникация нарушением обета молчания, действовавшего в дневные часы, – потом нужно будет уточнить этот момент, – и только глазами сообщил Питтипэт: да, разговаривать нельзя.

В самолете из Лондона в Нью-Йорк, когда Питтипэт продумывала речь для возможной встречи с Биллом, она предполагала, как предполагает каждый, кто продумывает идеальную речь, что не придется ее произносить. Они встретятся, обменяются общими фразами, она заговорит, муж перебьет, собьет с мысли, разозлит или заставит снова в него влюбиться, или то и другое одновременно. Питтипэт не ожидала, что ей представится возможность произнести свою речь от начала до конца, без общих фраз, ссор, возражений и отступлений от темы.

Элис потихоньку пошла прочь, оставив их с Биллом наедине.

– Билл, – проговорила Питтипэт, – я собираюсь сказать тебе две вещи и не хочу, чтобы ты отвечал, пока я не договорю.

Так она придумала еще в самолете: надо сразу предупредить, чтобы он не перебивал.

– Во-первых, я тебя прощаю. За все. Я не хочу и не буду сердиться. Не могу понять, почему тебе потребовалось так поступить, но я понимаю, что этого не понимаю и не пойму. Дело не во мне, а в тебе. Это твой путь, и ты должен держаться его, если тебе так спокойнее. Я не стану просить тебя вернуться, не стану стыдить за то, что ушел, и не стану осуждать. Ты мне не нужен, Билл. Я люблю тебя, только не нуждаюсь в тебе. Со мной все будет в порядке. Я в порядке. Мы в порядке.

Билл плакал, однако по-прежнему молчал.

– Во-вторых, у меня будет ребенок, – проговорила Питтипэт, и весь Нью-Йорк затих. – А еще болезнь Крона, и это целая история, но именно так я выяснила, что беременна. По пути в Камерун меня всю дорогу выворачивало наизнанку, и… в общем, я беременна. Разумеется, ребенок твой. Я подумала, что ты должен знать, хотя ты не обязан ничего говорить, или делать, или кем-то быть. Просто уведомляю. У меня все хорошо. У нас все будет хорошо.