У Ворона две жизни

Марфа прошла в комнату первой и зажгла от своей свечи другую, что стояла на столе у окна. В трепещущем свете Василиса разглядела две узкие кровати и два стула. На одном стоял таз для умывания, на другом – глиняный кувшин. На спинке висело полотенце.

– Доброй ночи, – Марфа направилась к вы-ходу.

– А юноша, что пропал три дня назад? Тихон, ведьмак, – бросила вслед Василиса. – Знаешь об этом что-то?

– Тишка-то? А он тут при чём? – удивилась Марфа. – Не знаю ничего. За этим лучше к мамаше его. У ней дом у реки.

С этими словами Марфа вышла, хлопнув дверью.

Кирши подошёл к кровати, аккуратно прислонил катану к стене, скинул с плеч кафтан, а с ног – сапоги и рухнул на тонкий тюфяк.

Василиса ждала, когда он что-то скажет, но, похоже, Кирши не собирался комментировать ситуацию. Он закинул руки за голову и закрыл глаза.

Василиса возилась с пуговицами на кафтане. Пальцы не слушались от волнения. С одной стороны, ей не терпелось начать расследование – прямо сейчас побежать к сестре кузнеца, а потом к местной ведьме, чтобы расспросить о случившемся. С другой, присутствие Кирши заставляло её нервничать. Буквально – само его присутствие в комнате. Впервые Василиса осталась с ним наедине вне тренировочного поля.

– Как думаешь, эти три исчезновения связаны? – Василиса попыталась завести разговор.

Кирши открыл синий глаз.

– Кто знает.

– Или! – Василиса скинула кафтан, оставшись в белой хлопковой рубахе. – Марфа сама и мужа, и его любовника прибила. Из ревности.

– Разве что из зависти, – ухмыльнулся Кирши. – А ещё они действительно могли просто сбежать. И сынок ведьмы, может быть, с ними никак не связан. В любом случае, узнаем обо всём завтра.

Василиса скинула сапоги, а потом замешкалась и бросила смущённый взгляд на Кирши. Тот всё ещё лежал с закрытыми глазами. Чародейка стянула остальную одежду, оставшись в одной нижней рубахе, и быстро забралась под тонкое одеяло из шерсти. Судя по запаху, овечьей. Вместо перины – колючий тюфяк. Чародейка откинулась на подушку, надеясь, что не придётся делить постель с клопами.

Несколько минут Василиса лежала молча, слушая тишину деревенской ночи и наблюдая за тем, как дрожат тени от свечи.

– Почему ты решил стать Вороном? – прошептала она в темноту.

– Спи давай.

– Это наше первое совместное задание…

– И нам было бы здорово выспаться.

Василиса надула губы. Взмахнула рукой. Огонёк свечи затрепетал, вытянулся, оторвался от фитиля и растворился в воздухе сотней невесомых искр.

* * *

– А ну, иди сюда! – кричит мать. Высокая и болезненно худая. Чёрная коса расплелась, на щеках пятна румянца, в белой жилистой руке – розги. – Кому говорила, за ворота не ходить?!

Василиса прячется за холодной печкой, обхватывает колени руками до боли в маленьких пальчиках и старается не дышать. Закрывает глаза, чтобы сделаться невидимой.

Но мать её находит. Хватает за ногу и вытаскивает из убежища. Василиса цепляется за половицы и кричит. Розги обжигают бедро. Спину.

– Будешь знать, как мать не слушаться!

– Мамочка, хватит! – плачет Василиса, пытаясь заслониться от гнева матери. – Мамочка, не надо!

– Так ты ж по-другому не понимаешь! – Удар, удар, ещё удар.

В комнату влетает Дуня – маленькая и толстая, совсем не похожая на мать.

– Хозяйка, остановитесь! – Дуня падает на пол, закрывая Василису собой. От неё пахнет хлебом и по́том. Василиса лежит под складками её сарафана и ищет убежища в этом родном запахе. – Это я не доглядела!

– А тебе я потом тоже всыплю! Уйди! Уйди, говорю!

Дуня не уходит, продолжает обнимать Василису. И тогда розги обрушиваются уже на неё. Дуня жмурится, слёзы бегут по усыпанным веснушками щекам.

Мать хватает няню за белую косу, чтобы оттащить от Василисы, но Дуня только крепче прижимает девочку к груди.

– Ты не знаешь, на что я пошла ради неё! – кричит мать. – Вы хотите всё разрушить!

Василиса мечтает вырваться, сбежать, выскочить за ворота и никогда не возвращаться, но не может даже пошевелиться.

Кирши разбудил Василису с рассветом. Чародейка с облегчением выдохнула, увидев вокруг скромное убранство постоялого двора. Села в постели и потрясла головой, стряхивая остатки сна.

«Лучше б суженый приснился», – подумала она. С тех пор как Василиса сбежала из дома, мама снилась ей всего несколько раз, и всегда это были неприятные воспоминания.

День из сна Василиса помнила хорошо. Ей было шесть. Дуня тогда куда-то запропастилась, и Василиса, воспользовавшись моментом, вышла за ворота. Её привлекли визги и смех соседской ребятни, которая гоняла гусей по пыльной улице. Она не знала, сколько пробегала с ними, прежде чем мать её заметила. Вряд ли больше нескольких минут. Почему Василисе нельзя покидать дом, мать никогда не объясняла. Говорила, что за воротами опасно, что она может потерять Василису. Прошло много лет, прежде чем Василиса поняла, что никакой опасности не существовало и мама просто была не в себе.

– Эй, ты чего сидишь? – Голос Кирши заставил Василису вздрогнуть. – Давай бодрее, у нас много дел.