Василиса спрыгнула с постели. Предстояло опросить жителей деревни и отправиться на поиски пропавших. Наскоро позавтракав в трактире у Марфы, Вороны покинули постоялый двор.
– Разделимся, – скомандовал Кирши. – Я к сестре кузнеца…
– А я к ведьме, – подхватила Василиса.
– Встретимся на опушке леса.
Василиса кивнула и побежала вниз по улице. Домик ведьмы – крохотная ухоженная избушка на самом краю деревни. Из-под соломенной крыши глазели на мир два окошка с красными ставнями. На покосившемся заборе темнели глиняные горшки. Во дворе щипали траву гуси.
Ведьмы дома не было, зато поблизости оказалась глазастая соседка.
– Эй, Ворона! Не ищи её, – крикнула она через забор. – Ведьма наша в соседнюю деревню умотала. Там у них кто-то захворал.
Василиса мысленно выругалась. Вот угораздило! Но шанс упускать не хотелось.
– А ты не знаешь, случайно, обстоятельств, при которых её сын пропал?
Соседка задумалась, поправила цветастый платок на седой голове и поджала губы.
– Я ничего не видала да за сынком её не приглядывала, – в итоге пожала плечами она. Но тут же цокнула языком и сощурилась. – Разве что… Не припомню толком, да вот заезжала к нам какая-то девка. Рыжая, что пламя. Говор столичный. Ночевала у Марфы. И Тишка – ведьмин сынок – к ней клинья подбивал. И, прокляни меня Перун, сгинули они в один день!
Так, а вот это уже интересно.
– Сбежали?
– А кто ж их знает. Может, и сбежали. Да только Тишка был парень домашний, тихий. Он как шрам заработал, с людьми стал мало общаться. Всё больше сидел в уголке да картинки свои рисовал.
– Шрам?
Соседка сочувственно закивала и коснулась левой щеки.
– Большой такой, красный, на пол-лица. Опрокинул на себя мамкино варево с огня, чудом жив остался. Так что нет, не сбежал бы он. Не похоже это на него. Я ж когда про клинья сказала, дак это он на эту рыжую девицу ток издалека глазел да вздыхал.
– Может, помнишь, как эту девушку звали? Что-нибудь?
Соседка помотала головой.
– Не, ничем больше не помогу. Ну, бывай.
Василиса проводила женщину грустным взглядом. В уравнении появилась некая столичная девка – лучше, чем ничего. Можно будет расспросить о ней Марфу. А пока лучше не терять времени и осмотреться. Возможно, получится найти что-то самой до прихода Кирши.
Лес стеной громоздился за голым полем, уже успевшим отдать свой урожай жителям деревни. Кирши видно не было, и Василиса нырнула под сень деревьев в поисках зацепок. Единственная тропинка быстро закончилась, превратившись в бурелом, через который недавно кто-то пробирался.
Хорошим следопытом Василису назвать было сложно, но здесь только слепой бы не заметил последствия пребывания людей. Сломанные ветки кустарников образовывали чёткий коридор, уходивший в чащу. На одной из веток Василиса даже разглядела тряпицу – путешественники явно помечали дорогу.
Влекомая любопытством, азартом и пометками, оставленными беглецами, Василиса уходила всё глубже в чащу. Тряпицы встречались всё реже, иногда водили чародейку по кругу. Похоже, путники заблудились и бродили по лесу не один час. И, признаться честно, Василиса уже тоже не была уверена, что сможет отыскать дорогу обратно.
День выдался пасмурный, а ветки плотно смыкались над головой, поэтому определить направление оказалось сложно, но поворачивать назад не хотелось. Столько времени убить на блуждания по лесу, чтобы вернуться ни с чем? Василиса тут же представила насмешливый взгляд Кирши. Вот уж нет уж! Чародейка решительно двинулась вперёд.
Василиса любила лес. Любила его движения и звуки, любила слушать, как он дышит. Иногда её брала с собой Майя – собирать лечебные травы. Осенью Беремир отпускал её с Миколкой за грибами. А когда Василиса подросла и осмелела, стала сама часто убегать в Тригорский лес, чтобы послушать птиц, наловить светлячков или отыскать лешего, который – поговаривали – жил в самой чаще под поросшим мхом валуном. Лешего Василиса не находила, зато её находили комары и клещи, которых – надутых и страшных – вытаскивать приходилось Майе. Но даже это не останавливало Василису от постоянных вылазок.
Этот лес тоже дышал. Скрипели стволы деревьев, трещали ветки, в листве вместе с птицами пел ветер и пахло осенней листвой и сыростью. По сосне взбежала потревоженная Василисой белка и замерла, настороженно поглядывая на незваную гостью. В кустах мелькнул рыжий хвост, вдалеке отбивал дробь дятел.
Но чем глубже уходила Василиса, тем тише становилось вокруг. Птицы смолкли, никто не шуршал под опавшей листвой, даже ветер, казалось, покинул это место. Лес будто замер, затаил дыхание или вовсе перестал дышать. По спине Василисы мурашками взбиралось беспокойство.
Чародейка продолжила путь, настороженно вглядываясь в чащу. «Лес молчит только от страха», – как-то сказал Миколка. И сейчас его слова звучали в ушах. Собственные шаги, дыхание, стук сердца казались чародейке оглушительно громкими. Она ощущала себя добычей, неосторожно забредшей в логово хищника. И когда он решит наброситься, чтобы утолить голод, – лишь вопрос времени.
Но хищник не появлялся. Лес стоял неподвижно, не выдавая присутствия ни жизни, ни нежити.