У ворот Петрограда (1919–1920)

В ответ на вашу телеграмму честь имею сообщить, что военные действия между Эстонией и Р. С. Ф. С. Р. были вызваны вторжением русских военных сил в пределы Эстонской республики, и война между борющимися сторонами вследствие военных действий была перенесена на русскую территорию не из-за каких-нибудь аннексионистских целей эстонского народа, но единственно ради самозащиты; поэтому, если Р. С. Ф. С. Р. готова начатую с ее стороны без всякой причины войну окончить, то со стороны республиканского правительства нет никаких препятствий для приступления к переговорам и к определению взаимоотношений между обеими республиками в будущем. Республиканское правительство предлагает к упомянутым переговорам приступить в городе Пскове и полагает, что их можно бы начать 10 сентября сего года. Прошу ответа и сведений относительно распоряжений для пропуска эстонской делегации через фронт».

Как видно из этого ответа, эстонцы следовали примеру своих «благодетелей» англичан и имели свою маленькую политику «Zwei Eisen im Feuer». Они рассуждали так: «Мы будем переговариваться с теми и с другими – с Северо-Западным правительством и с большевиками. Будем выгадывать время. Если Северо-Западная армия к октябрю будет готова к наступлению и все шансы на успех будут на ее стороне, мы в надлежащую минуту бросим ей на помощь дивизию-другую и тем самым завоюем благодарность всего русского народа, ибо падение Петрограда есть падение Москвы, падение всего большевистского режима. Если же начало похода Юденича покажет, что большевики берут верх, мы воздержимся от участия и дальше при разгроме Северо-Западной армии ускорим ход переговоров с Москвой. Само собой разумеется, что нам как первой стране, заключающей мир с большевиками, Москва даст большие привилегии».

Так оно и было на практике.

В течение всего сентября и первой половины октября эстонцы, с одной стороны, помогали или делали вид, что помогают Северо-Западной армии и правительству, а с другой – переговаривались с большевиками. Однако само собой понятно, что при такой двойственности намерений эта помощь была далека от той формы «военной поддержки», которую имел (имел ли?) в виду английский генерал Марш при образовании Северо-Западного правительства. Напротив, как мы видели, эта «помощь» минутами комом стояла у русских в горле.

Но Северо-Западное правительство «верило». Оно верило, что в конце концов у эстонцев возымеет верх «здравый смысл» и они присоединятся к походу, как только Юденич отдаст приказ к наступлению. Но оно вместе с тем помнило и предостережение, что все должно быть кончено к началу осени.

А дела было еще много, точнее, еще ничего не было сделано для надлежащей политической и военной организации фронта и тыла. Оружие и снабжение еще только стали поступать и вследствие отсутствия удобных путей сообщения и чудовищного бюрократизма военного ведомства, в частности интендантства, очень туго переправлялись на фронт. Бывали, например, случаи (точнее, стало почти нормой), что в одну фронтовую воинскую часть поступает партия солдатских брюк, а в другую партия «френчей», между тем как поголовно вся солдатская масса была полуголой. Местные интенданты ждут, пока получатся соответствующие «пары», и до тех пор солдатам ничего не выдают.

В результате – недовольство и ропот.

Выгружается, например, в Ревельском порту большая партия грузовиков, столь необходимых как для перевозки войск на фронте, так и для доставки снабжения и продовольствия в бездорожном районе. Оказывается, однако, что Отдел снабжения не позаботился о предварительной покупке бензина. Рядом с этим наблюдается и следующее: первые большие партии «френчей», шинелей и сапог идут исключительно на обмундирование многочисленных тыловых частей в Нарве и Ревеле, что опять-таки вызывает острое негодование «фронтовиков». Нарва, этот первый тыловой пункт, полон «английских» офицеров – «золотопогонников», окопавшихся в бесчисленных штабах. Ревель кишмя кишит толпами блестящих, щегольски одетых гвардейских офицеров, бывших кавалергардов, гусар и кирасир, заполняющих все гостиницы, рестораны и увеселительные места. На фронте же солдатская масса и субалтерный офицер, по признанию самого Юденича, еще мрут от голода, потому что главный интендант генерал Янов еще только налаживает свой аппарат.

Обилие генералов – роковая черта Северо-Западной армии. В сентябре число комбатантов не превышало 20 000 человек (при 70 286 «едоках»); генералов же Юденич имел в своем распоряжении до 53, и всем, конечно, нужно было давать работу соответственно чину и прежней дореволюционной службе. Это считалось законом для Юденича, и он свято соблюдал его до последней минуты.