Убийство на Аппиевой дороге

Но когда он, подхватив кости, широко улыбнулся, сквозь загрубевшие черты проглянуло лицо того самого мальчугана, которого я двадцать лет назад выкупил из рабства и усыновил. Он всегда был хорошим мальчиком — привязчивым, смешливым; озорным, но добрым и отзывчивым. Трудно было представить, что теперь он живёт тем, что убивает незнакомцев, не причинивших ему прежде никакого зла.

Военную карьеру Метон начал в шестнадцать лет, когда удрал из дому, чтобы сражаться в рядах армии Катилины. В битве при Пистории он и заработал свой первый шрам, которым гордился до сих пор. Я полагал — да чего там, надеялся — что на этом с юношеским безрассудством будет покончено. Но Метон продолжил искать себя и нашёл на службе Цезарю. По счастливой случайности, и Цезарь нашёл Метона, заметив в нём умение грамотно писать под диктовку, и сделал чем-то вроде личного секретаря. Цезарь-политик придавал первостепенное значение описанию побед Цезаря-полководца, так что секретарей ему требовалось много, и работы хватало на всех. А в последние год-два Метон выдвинулся также и в качестве переводчика, обнаружив немалые способности к усвоению галльских диалектов. Но даже при этих мирных занятиях ему нередко приходилось сражаться с оружием в руках — зачастую плечом к плечу с самим Цезарем. Страх за него никогда не оставлял меня.

Всё ещё не замечая нас, он принялся трясти кости. Я видел, как двигались его губы. К кому он взывал — к богам, к возлюбленной? Каким богам поклоняется теперь мой сын, и кто теперь его возлюбленная? Как давно мы последний раз разговаривали о таких вещах…

Метон тряхнул чашку последний раз и бросил кости. Палатку вновь наполнили смех и ругань Шум перекрыл ликующий крик Метона.

— Я выиграл! Платите, платите все! — Он победно вскинул руки. Рукава туники скользнули вниз, и я увидел свежий шрам — багровый, зигзагом по левому бицепсу. Выглядел он уродливо; но похоже, двигаться не мешал и боли не причинял. Метон достал из складок туники кошель и открыл его, чтобы проигравшие бросили туда монеты.

И тут он увидел нас.

Я хорошо представляю выражение своего лица в такие моменты. Выражение это бывало у меня всякий раз, когда я долгое время не получал от Метона вестей, не знал, жив ли он — а потом он вдруг появлялся в Риме, чаще всего неожиданно, не известив заранее о своём приезде. Это выражение человека, чьи глаза наконец узрели то, чего так долго жаждало его сердце.

— А Цезарь разрешает вам играть на деньги? — спросил я.

— Только на те, на которых отчеканен его профиль, — отвечал Метон и сам расхохотался своей шутке. Всем известно, что на римских монетах чеканятся лишь изображения умерших и ни в коем случае не живущих. Даже Цезарь не дерзнул отчеканить монету со своим профилем.

Мы покинули шумную палатку и направились на виллу. Метон привёл нас в тесную комнатку, заваленную пергаментными свитками и картами; мы трое едва могли разместиться в ней. Здесь мой сын работал, перечитывая и правя последние главы надиктованных Цезарем мемуаров. Самой сложной проблемой, насколько я понял, было произношение и написание галльских имён.

Я спросил Метона, знал ли он, что мы пропали.

— Да, я получил письмо от Дианы, — отвечал он. — Оно здесь, у меня. Это здорово, что ты научил её писать, папа. Правда, фразы она строит ужасно безграмотно. Тебе стоит либо заняться с нею как следует, либо нанять ей хорошего учителя.

Он пошарил среди пергаментных листов, извлёк тонкую дощечку, сложенную вдвое и протянул мне.

— Вот оно. У неё, видно, руки дрожали, когда она писала.

Я развязал ленту и раскрыл дощечку. Должно быть, у Дианы и правда тряслись руки. Буквы на слое воска распрыгались вкривь и вкось.

Дорогой брат

Мы все очень встревожены. Папа и Эко несколько дней назад уехали по делам. На обратном пути на них напали, схватили и увезли неизвестно куда.

Мы стараемся не отчаиваться. Сегодня утром какой-то человек, скрывавший лицо, передал охраннику у дверей записку. Записка была для мамы, но она же сама не умеет читать, так что я прочитала ей. В записке говорится: «Не волнуйтесь за Гордиана и его сына. Они целы и невредимы и позднее вернутся к вам». Но как нам знать, от кого записка? И можно ли ей верить? Меня она напугала ещё сильнее.

В городе теперь спокойнее, но всё ещё опасно, особенно по ночам. С нами всё в порядок, и с Мененией, Титом и Титанией тоже. Великий прислал нам достаточно людей для охраны, так что не беспокойся за нас. Но пусть бы папа и Эко скорее вернулись домой! О Кибела, дай им вернуться!

Я напишу тебе ещё, когда смогу сообщить что-нибудь новое. А может, папа сам тебе напишет. Будь осторожен и береги себя.

Я закрыл письмо, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

— Стиль моей сестры оставляет желать лучшего; но не настолько же он убогий, чтобы довести тебя до слёз, — лукаво заметил Метон.

Я прочистил горло.

— Как подумаю, что они там сейчас чувствуют, в страхе за нас…

Метон посерьёзнел.