Убийство в кукольном доме

Портрет, сегодня более известный как «Мона Лиза», немедленно обрел популярность, когда кража попала в заголовки по всему миру. Полиция не могла разгадать загадку исчезновения картины и даже в какой-то момент взяла под арест Пабло Пикассо, допросив его как подозреваемого. Виновного тогда так и не нашли. Лишь более двух лет спустя арестовали преступника — бывшего работника музея по имени Винченцо Перуджа, он пытался продать картину арт-дилеру.

Эта кража вывела «Мону Лизу» из мрака безызвестности и сделала одним из самых узнаваемых и обсуждаемых предметов искусства в мире.

Преступление могли бы расследовать очень быстро: на раме, в которой выставлялась картина, остался один отпечаток пальца. В архивах были отпечатки Перуджи, снятые после его предыдущих мелких столкновений с законом. Но полиция Парижа классифицировала записи о преступниках на основе бертильонажа. Отпечаток не идентифицировали.

Услышав о краже «Джоконды», Фрэнсис и представить себе не могла, что однажды станет авторитетом в обследовании мест преступлений.

Примерно в то же время Джону, тринадцатилетнему сыну Фрэнсис, поставили диагноз «туберкулезные гланды» (эту инфекцию лимфатических узлов на шее в наши дни вылечили бы курсом антибиотиков)[81]. Тогда же считалось, что лучшим лечением будет отдых на морском курорте.

Джону провели операцию, удалив больные лимфатические узлы. Семейству Ли порекомендовали провести зиму в Калифорнии. Два года Фрэнсис и дети зимовали в Санта-Барбаре. Во время одного из этих зимних путешествий семья отправилась в Сан-Диего, чтобы повидать Чарли Уитмера, бывшего шофера из «Рокс», который теперь учился в летной школе. Фрэнсис, дети, гувернантка и шофер проехали вдоль побережья на «рэмблере», автомобиле с четырехцилиндровым двигателем, предназначенном для дальних поездок и самом роскошном в то время.

На 218 миль от Санта-Барбары до Сан-Диего ушла неделя. Тогда не существовало автострад, поэтому продолжительная поездка превратилась в приключение. Шоферу приходилось обматывать шины веревками, чтобы преодолевать скользкие холмистые дороги. Джон вспоминал, что однажды из переднего колеса выпали подшипники. В другой раз дорогу смыло наводнением, и «рэмблер» погрузили на железнодорожную платформу, чтобы преодолеть это препятствие. «Помню, как я завтракал посредине реки, пока шофер отправился за упряжкой лошадей, чтобы вытащить нас», — рассказывал Джон[82].

Вернувшись в Нью-Гэмпшир, Фрэнсис купила участок с деревенским охотничьим домиком на озере Форест-Лейк в часе езды от «Рокс». Она назвала это место «Лагерь Ли» и превратила его в свое убежище от родителей. Летом Фрэнсис и дети по три-четыре дня жили дикарями в «Лагере Ли». Она готовила на костре, а дети ловили рыбу или купались.

Дни, проведенные в «Лагере Ли», «были самым счастливым временем моего детства», вспоминал Джон. Они придумывали длинные истории о приключениях и изобретали собственные игры. Во время этих побегов из «Рокс» Фрэнсис становилась веселой и, расслабившись, оказывалась отличным товарищем. «Как-то она задумала исполнить оперу, изобразив все арии с помощью жестов, — рассказывал Джон. — Мы с Фрэнсис чуть не умерли со смеху»[83]

.

Теперь, когда Блеветт ее больше не подавлял, творческая энергия Фрэнсис расцвела. Она вышивала гладью, шила костюмы для себя и трех своих детей и придумывала замысловатые украшения для семейного обеденного стола. В 1912 году Фрэнсис затеяла амбициозный проект, решив изготовить миниатюрную копию Чикагского симфонического оркестра, чтобы подарить своей матери[84].

Глесснеры сохранили тесные связи с оркестром. Пара редко пропускала концерты и дружила с дирижером Фредериком Стоком и многими музыкантами, которые часто выступали в доме Глесснеров, исполняя музыку для семьи. Не раз полный симфонический оркестр собирался в просторном внутреннем дворе дома на Прейри-авеню.

Фрэнсис Макбет Глесснер настолько любила музыку, что однажды высказала честолюбивое пожелание, чтобы оркестр играл в ее доме каждый день. Эта идея привела ее дочь к своеобразному решению. Фрэнсис вообразила себе миниатюрный оркестр: все 90 музыкантов в парадной форме и с инструментами. Но просто игрушечные мужчины (оркестр состоял исключительно из мужчин) и крохотные инструменты никак не могли удовлетворить ее одержимость деталями. Каждой фигурке в оркестре полагалось быть максимально похожей на свой реальный прототип.

Фрэнсис решила использовать знакомый масштаб 1 к 12 — стандарт для кукольных домов, где один дюйм соответствует одному футу[85]. Она сидела в ложе своих родителей во время репетиций оркестра, зарисовывая черты каждого музыканта карандашом на фарфоровых необожженных головах: линии роста волос, густые брови… Многие исполнители позировали для скетчей и помогали в создании миниатюр. В своей домашней мастерской Фрэнсис изготавливала волосы, усы и бороды из жидкой глины, обжигала головы в печи, а затем раскрашивала эмалью подходящих цветов, довершая трансформацию.