– Записывай! – снова засмеялся Сашка.
Дом, в котором жил Баракин, оказался одной из главных достопримечательностей города. И потому, что был самым высоким зданием. И потому, что располагался в самом центре, с видом на главную площадь, но с противоположной стороны от прорезающего ее насквозь главного проспекта, а значит, в стороне от уличного шума и зловонного выхлопа автомобилей.
Сашка жил в среднем подъезде, на предпоследнем, семнадцатом этаже. Когда после звонка он распахнул дверь, Журавлев увидел одноклассника не в отутюженном костюме и при галстуке, как это было на встрече у Тани, а в старой поношенной толстовке и потертых джинсах. Сашка с доброй, приветливой улыбкой на лице широким жестом пригласил Журавлева войти, аккуратно прикрыл за ним дверь.
– Ну, привет, друган! – сказал он после того, как они обменялись приветствиями. – Проходи.
Журавлев разулся. Сашка предупредительно подал тапочки.
– Есть хочешь? Могу предложить суп-харчо. На второе котлетки по-киевски.
– Спасибо, Саша. Я сыт.
– Тогда – идем в гостиную!
– Располагайся! – предложил он. – Хочешь – на диване, хочешь – в кресле. Как насчет чашечки кофе? Могу предложить бразильский. Настоящий. Или чего покрепче?
С этими словами Сашка выразительно щелкнул себя по кадыку. Журавлев отрицательно покачал головой:
– Покрепче не надо. Да и кофе что-то не хочется.
– Ну, тогда поскучай немного. Пока я чаи-компоты организую. Я быстро!
С этими словами он выскочил из гостиной. Журавлев осмотрелся. Гостиная выглядела очень даже солидно. Мебель старинная, из мореного дуба. Даже не специалисту видно, что не новодел. Куплена у антикваров? Или досталась в наследство? Журавлев попробовал прикинуть, сколько она может стоить, но тут же отказался от бесполезной затеи. Очевидно, что очень много. Под стать мебели и обои. Рисунок на них изображает потемневшую от времени каменную кладку древнего замка. Люстры на потолке нет, вместо нее на стенах изящные светильники, выполненные в форме факелов. Между ними написанная маслом картина: девушка в подвенечном платье танцует на берегу озера с белыми кувшинками на гладкой поверхности. Картина или написана свинцовыми красками, или искусственно состарена. Рама ей под стать: резная, дубовая, с потускневшей позолотой.
Удивительно, но в средневековый интерьер весьма органично вписался огромный плоский телевизор на тумбочке, журнальный столик и массивные мягкие кресла возле него. Окно, дабы не портило ощущение древности, скрыто за тяжелыми полупрозрачными шторами.
Журавлев подошел к окну, отодвинул штору – и восхитился. Вид был изумительный. Вьющаяся лента реки со скользящими по ней яхтами под белоснежными парусами. Неблизкий – река-то широкая! – противоположный берег слегка размыт пеленой полупрозрачной дымки, что делало его еще более далеким. А на переднем плане, далеко внизу, – разноцветье крыш.
Он отошел от окна и опустился в массивное мягкое кресло перед изящным столиком на изогнутых ножках. На столике – три фотографии в рамках. На той, что слева, совсем еще молодой Сашка с красивой девушкой в национальном белорусском платье, в панёве и фартуке. Оба счастливо улыбаются. Вне всяких сомнений, это его жена. На второй фотографии между Сашкой и его женой стоит маленькая девочка. Красивое, как у ангелочка, лицо с большими, словно блюдца, карими глазами. Нарядное короткое платьице. В волосах два огромных, большее ее лица, белых банта. На третьей – уже взрослая девушка. Такая же хрупкая, как танцовщица на картине. Необыкновенно красивая, очень похожая на малышку, что стоит между Сашкой и его женой. Такие же огромные глаза. Взгляд пронзительный и колкий, с прищуром, словно она смотрит на солнце.
– Это дочка, – раздался над ухом голос Баракина.
Журавлев от неожиданности вздрогнул. За его спиной с подносом в руках стоял Сашка.
– Мое семейство! – гордо произнес Сашка. – Как тебе мои девочки?
– Жена – просто королева красоты! А дочка и того краше! На тебя похожа!
– Ну, так! – довольно улыбнулся Баракин. – Если бы в молодости задумал развестись – фиг бы от алиментов отвертелся. Даже без генетической экспертизы.
– Учится? Или уже работает?
– Жена хотела, чтобы Илька стала балериной. У самой не получилось, так на дочку надеялась. Но – не срослось. Хотя девчонка не без творческих способностей. Картину видел? – Сашка показал на стену. – Она нарисовала!
– Красиво! – сказал Журавлев. – Так она художница?
– Нет! – нехотя ответил Баракин. – Так, пробует себя то в одном, то в другом. Садись за стол! Побалуемся чайком!
Сашка бойко, как заправский официант, расставил на столе чашечки, блюдечки, розеточки. А сам непрерывно болтал: