Убийца из детства

– У меня на работе приятель есть. Я его зову Кузьмич. Почти ровесник мне, всего на пару лет старше. У него дочь уродилась, как говорят, ни в мать ни в отца, в прохожего молодца. Он всю жизнь мучился сомнениями. Особенно, когда на грудь примет. Даже заплакать мог. В позапрошлом году дочка замуж вышла. Недавно мальчишку родила. Малыш, ты не поверишь, вылитый Кузьмич! Овал лица, нос, глаза, губы – все один к одному. Когда после работы ножки обмывали, он и говорит: «Ну, теперь я верю, что не чужого ребенка растил! Дочка – моя!» Забавно, правда? Ты чего бутерброд не берешь? Колбаска свежайшая!

– Я уже попробовал. Вкусно!

– А я сегодня в отгуле! – словно не услышав его, продолжал болтать Баракин. – Начальник у меня сменился. Первым делом за трудовую дисциплину взялся. Оказалось, он очень не любит, когда у подчиненных есть дни от отпуска, отгулы и все такое прочее. Потребовал, чтобы срочно использовали всё, что к новогодним каникулам копили. Вот отдыхаю. На хозяйстве. Супружница моя изволила отбыть на родную сторонку. Отзвонилась уже. Добрались без происшествий. Сейчас тоже небось чай пьет с земляками да родственниками.

– А ты чего с ней не поехал?

– Ей и без меня не скучно. Она же с Илькой укатила. А еще у нее в планах могилки родителей обиходить. Сорняки вырвать, цветочки посадить. Помощи от меня в этом деле – ноль. Опять же, она у меня любительница в храмы да в монастыри наведываться. Тут я тоже ей не компаньон. Да и на работу мне завтра.

– Понятно! – сказал Журавлев, отодвигая пустую чашку.

– Еще налить? – встрепенулся Баракин.

– Нет, спасибо. Вообще-то я к тебе, Саша, не просто так забрел.

– Знаю! – усмехнулся сразу посерьезневший Баракин. – Звонил мне Телков. Перед твоим приходом. Сказал, что ты и Таня ищете убийцу Надежды. Среди одноклассников.

– Ты в это не веришь?

– Во что? – прищурился Баракин. – Что ищете? Или что Надю убил кто-то из наших? И он же Василия чуть не замочил?

– Ты же понимаешь, Саша, о чем я…

– Понимаю, конечно!

– Так веришь или нет?

– Сказать, что такого не может быть – не могу. В жизни всякое случается. Но и указать: кто? – тоже не могу. Вот и думай, верю я или нет.

– Так ведь и я в таком же положении! – признался Журавлев. – Вроде бы убийцей должен быть наш одноклассник. Но ни про кого не могу сказать: вот он! Одно только знаю. Если преступник – наш одноклассник, то причина его поступков кроется там, в школьных годах. Но это же сумасшедшим надо быть, чтобы убивать за детские обиды! А ни у кого из наших, как я сам видел, крыша не съехала!

Журавлев замолчал. Молчал и Баракин. А потом медленно, в свойственном ему стиле, который Журавлев заметил еще на встрече у Тани, принялся рассуждать:

– Возможно, чтобы в школьные годы Надежда кому-то из нас списать домашнее задание не дала? Вполне. А Вася …ну, например, канцелярскую кнопку на стул подложил. Запросто. И то, и другое вполне могло быть. Только это никак не может стать поводом для убийства. Мелко! Забылось давно! А если и нет, то вспоминается со смехом. Даже если убийца из-за Надюхи двойку получил. А из-за Васиной кнопки у него тогда задница распухла. То есть если дело в обиде, то она должная быть серьезной. Что это может быть? Разбитое сердце. Растоптанная первая любовь. Измена. Предательство. Что-то такое, что сказалось на всей жизни! Или стало причиной сильного разочарования. Верил человек в чистую душу одноклассницы, любил ее, как Ромео Джульетту, а она оказалась… Что-то в этом роде. Но тогда мы должны это знать! Потому что все происходило на наших глазах!

– Что-то я не помню страстей египетских на эту тему! – признался Журавлёв. – Никто никого не убил. Не повесился. С предсмертной запиской: «В моей смерти прошу винить Клаву К.». Помнишь, был фильм с таким названием?

– Смутно. Ты прав: до смертоубийств не доходило. Но разборки, я помню, случались нешуточные. Смурной из-за Надежды дрался с кем-то. Потом у него с Васей были какие-то терки.

– А у тебя ни с кем ничего не было? – спросил Журавлев. – Ты ведь тоже на Надьку неровно дышал.

– Может быть, и дышал. Но не больше других. А главное, не дрался за нее. Видел, что от меня у нее голова не кружится – ну и не надо! Другую найдем!

И Сашка весело засмеялся. Но Журавлев был настроен на серьезный разговор и не поддался шутке.

– Тебя, помнится, в классе недолюбливали! – сказал он, понимая, что провоцирует Сашку. – Уж больно ты правильный был! Всех стыдил да уму-разуму учил. Курить нельзя! Ругаться нельзя! Выпить перед танцами – упаси боже!

– Было такое! – признался Сашка. – Я в коммунизм свято верил!

– Что же не стал политиком? Глядишь, сидел бы сейчас в Госдуме одесную от Зюганова.