Убийца не придет на похороны

— На хрена ты все это сделал? Кого ты хотел провести — меня, что ли? Так я догадался. И если бы эти — Чекан и его люди — были немного поумнее, то и они бы догадались, что к чему, поняли бы, что Винта убил кто-то из нас. И тогда они сожгли бы мой дом и меня бы убили. Хотя может быть, не убили бы, они просто рассказали бы где надо и кому надо о том, чем я занимаюсь. А свидетелей хоть отбавляй, выше крыши! — и Рычагов провел себя ребром ладони по горлу. — Ты понимаешь, что наделал?

— Конечно понимаю, — сказал Дорогин. — Если бы я этого не сделал, то я перестал бы себя уважать.

— А ты что, еще себя уважаешь? Убил человека и себя уважаешь?

— Это не человек, Геннадий, это подонок и мерзавец, это сволочь. Его надо было давным-давно прикончить. Святое дело.

— Да кто ты такой? — крикнул Рычагов. — Кто? Кто, чтобы выносить приговор — господь бог, суд присяжных, прокурор?

— Нет, я человек.

— Да, ты человек. Но помни, что ты человек лишь благодаря мне. Это я тебя спас.

— Не горячись, — спокойно произнес Дорогин, взял Рычагова за плечи и прислонил к стене. И тут же спохватился: — О, черт побери, Пантелеич сегодня покрасил-таки этот сарай. Так что, Геннадий Федорович, я испачкал твой плащ.

— Да хрен с ним, с плащом, ты объясни в конце концов, зачем ты убил Винта? Ведь ты приложил к этому руку, да? — Рычагов схватил Дорогина за запястья и тряхнул.

— Да, приложил, — спокойно глядя в глаза хирургу, сказал Дорогин, — и ничуть не жалею, ни секунды не раскаиваюсь.

— Да как ты можешь такое говорить? Сам был на волосок от смерти.

— Был, — сказал Дорогин, — но выкарабкался благодаря тебе, благодаря Тамаре. А знаешь, Геннадий, благодаря еще чему я остался в живых?

— Ну, придумай еще что-нибудь, придумай.

— Благодаря тому, что ненавижу всех мерзавцев. И у меня одна мечта — расквитаться с ними со всеми. А ты их лечишь, зашиваешь им дырки, делаешь им операции, вытягиваешь с того света.

— А мне, между прочим, все равно, бандиты они или нет. Я в первую очередь врач.

— Врач, говоришь? Ну, да, ты не просто врач, ты талантливый врач, суперхирург, золотые руки. Но спасаешь от смерти бандитов.

— Для меня они просто больные.

— А вот и врешь.

— Так что, может быть, мне и тебя не стоило оперировать? — перешел в атаку Рычагов.

— Но ты же не знал бандит я или нет.

— Мне было все равно, я просто видел, что если я не вмешаюсь, то ты сдохнешь, понимаешь? Ты даже не придешь в себя.

— Так-то оно так. Но Винт, которого ты оперировал и которому я прислуживал, за которым мочу выносил и под которым простыни менял, убил мою семью.

— Что, что? — Рычагов, произнеся эти два слова, приблизился вплотную к Дорогину. — Что ты сказал? Я чего-то не понял.

— Этот Винт в тысяча девятьсот девяностом году, двадцатого мая убил мою жену и моих детей. Слышишь, доктор, он лишил меня самого дорогого!

— Я ничего не понимаю, объясни.

— Я не хочу это объяснять, но скажу честно: я убил его и не жалею. Не жалею ни грамма и меня не будут мучить угрызения совести. Поверь, доктор, не будут! Я даже счастлив, что смог достать хоть одного мерзавца. И он узнал перед смертью, за что умирает.

— Он убил твою жену и детей? Сергей, неужели это правда? Откуда ты это знаешь, откуда?

— Он сам рассказал. Он начал хвалиться.

— О таком не говорят.

— А вот он рассказал, что ему заплатили и очень хорошо. За детей еще прибавили. Он мне рассказывал, как балдел, как гулял на те деньги, которые ему дали за сделанную работу. А ты знаешь, доктор, сколько было моим детям? Я тебе могу сказать, могу сказать.

— Погоди…

Но Дорогин уже был вне себя. Его глаза сверкали, он буквально набросился на Рычагова, схватил его за грудки и стал трясти. Ноги Рычагова временами отрывались от мокрой земли.

— Он сволочь, он подонок, а ты его еще жалеешь! Ты его еще лечил, перевязывал, оперировал. Да его надо было зарезать прямо на операционном столе, скальпелем отрезать голову. Или просто, доктор, его надо было резать, резать, резать на куски, чтобы он мучился, потому что это сволочь, подонок, мерзавец! А ты меня еще упрекаешь. Да если бы ты знал, доктор, что я пережил, ты бы так не говорил.

— Да погоди, погоди, успокойся. Какого черта мы стоим здесь и орем друг на друга? Ведь мы не желаем друг другу зла. Хрен с ним, с этим бандитом, ну, убил ты его, это твое дело. Мне обидно за другое.

— Тебе обидно, что, может быть, не привезут в другой раз к тебе раненого бандита, потащат в другую больницу, да? Боишься деньги потерять.

— Да, — честно признался Рычагов, — именно этого я и боюсь. Хотя поверь, мне чертовски надоело зашивать их дырки, вправлять вывернутые суставы, складывать осколки черепа. Надоело, но я хирург. А здесь мне платят, понимаешь, Дорогин? Понимаешь?

— Ясное дело, понимаю, — уже немного успокоившись, сказал Сергей.