Убийца не придет на похороны

— Да брось ты! Может, не надо? — Рычагов сказал это как-то так, что Тамара почувствовала, ее присутствие в доме этой ночью нежелательно. Что-то происходит, а что она никак не могла понять. Возможности спросить у Рычагова у нее не было.

— Завтра увидимся, переговорим, — сказал Геннадий Федорович, — я тебе все объясню.

— Что все? — спросила женщина.

Муму взял бутылку, нераспечатанную, свернул винтовую пробку и принялся разливать.

— Может останешься?

— Я сварила кофе и уже выпила. И вы можете, там еще осталось, — Тамара кивнула на большую медную турку, стоящую на плите.

— Да-да, спасибо, я тебе очень признателен. Кофе хочется просто зверски. Но вначале следует выпить коньяка.

— Я пойду, Геннадий.

— Погоди, — Рычагов сунул руку в карман, вытащил деньги, отсчитал пятьсот долларов и подал Тамаре. — Вот, возьми, это твой гонорар, ты его честно заработала. Не твоя же вина…

— Нет, я не возьму, мне не хочется.

— Что это вы все… — проговорился Рычагов, — корчите из себя правильных.

— Я ничего не корчу и ничего не изображаю. Просто не хочется прикасаться.

— Да перестань, Тамара, ты врач и сделала все, что могла. И не твоя вина, что этот придурок загнулся, что он вкачал в себя слишком много дерьма.

— Нет, нет, не хочу.

Рычагов поднялся из-за стола, подошел к Тамаре:

— Слушай, не зли меня. Возьми деньги, они твои, они честно заработаны.

Тамара замялась. Рычагов понял, что если он сейчас, сию же секунду что-то не сделает, то женщина не возьмет деньги. И он, не найдя никакого решения, просто-напросто переложил их вдвое, подошел к ее плащу, висевшему на вешалке, опустил в карман.

— Если захочешь, можешь выбросить, но не в моем доме и не на моем участке. И желательно не возле ворот, — он произнес эти слова и улыбнулся.

Тамара тоже улыбнулась. Вот таким она любила Рычагова, вот таким он ей нравился.

Дорогин молча смотрел то на Тамару, то на врача и неспешно, маленькими глотками пил коньяк.

— Проводи меня до машины, Геннадий Федорович.

— Да-да, сейчас, — Рычагов взял свой бокал, одним глотком выпил коньяк, быстро выдохнул, бросил в рот ломтик лимона и как был, даже не набрасывая на плечи куртку, пошел проводить женщину.

— Объясни, что происходит? — сразу же за дверью Тамара повернулась к нему и посмотрела в глаза.

Рычагов отвел свой взгляд в сторону:

— Ничего хорошего пока, Тамара, не происходит. Сплошная чушь и суета.

— Нет, я не об этом. Что у тебя было с ним?

— Кого ты имеешь в виду — Муму?

— Да.

— Ты спрашиваешь так, будто я провел ночь с другой женщиной.

— Ты же знаешь, я не это имею в виду, ты всегда стремишься превратить важный разговор в шутку. Так нельзя жить.

— Именно так — можно.

— Тогда меня не впутывай…

— Я просто пытался ему объяснить.

— Ты пытался ему объяснить? И что, он понял?

Рычагов передернул плечами:

— Думаю, понял. А теперь иди, иди, завтра обо всем поговорим. Завтра.

— У меня такое впечатление, что ты меня прогоняешь.

— В общем-то, да. Я хочу побыть один, я хочу подумать.

— Один или с Муму?

— Один, один, — зло буркнул Рычагов. — Пошли, посажу тебя в машину. Не захотела пить, теперь расплачивайся.

— Спасибо, я сама в состоянии сесть, — Тамара нервно повернулась, сбежала с крыльца, забралась в машину и через минуту уже загремели ворота.

Рычагов стоял на крыльце и смотрел на удаляющиеся красные точки габаритных огней. На его лице блуждала растерянная улыбка.

«Вот и женщину обидел ни за что, ни про что. Она хотела как лучше, а я себя повел как свинья. Но я и не мог себя повести иначе, не мог», — успокоил себя Геннадий Федорович.

Он зашел в дом, закрыл дверь на ключ.

— Ну, что скажешь?

— Выпей коньяка, — предложил Дорогин, — у него был приятный бархатистый голос, немного глуховатый.

— Так налей.

Дорогин взял бутылку, налил почти половину бокала.

— За что выпьем?

— За удачу выпьем. И еще я хочу, чтобы ты, Геннадий Федорович, меня немного послушал.

— В смысле?

— Я кое-что хочу тебе рассказать. Но выслушай меня серьезно, очень серьезно.

— Говори, я готов, — Рычагов поудобнее устроился, хотя зябко поежился. — Дрянь дело, мокрый весь, могу простудиться. А ты?

— Мне все равно, — ответил Дорогин.

— А я что-нибудь накину, — Рычагов взял куртку, в которой Тамара выходила во двор, накинул на плечи, уселся в кресло, поднял бокал с коньяком и посмотрел на Сергея. — Ну, я слушаю.

— Ты говорил про то, что тебе надоели эти бандиты, все эти мерзавцы и сволочи?

— Да, говорил, это действительно так.

— А еще ты говорил, что у тебя нет другого источника существования?

— Да, нет и придумать не могу. Не брать же мне деньги с ветеранов, пенсионеров и инвалидов? Не брать же мне деньги у Пантелеича?

— Да, это не дело. А у меня есть деньги, вернее, их нет, но я знаю где их можно взять.

— Что? — подался вперед Рычагов.

— Я знаю, где есть много денег.

— И я знаю, — рассмеялся Рычагов, — где есть много денег — в федеральном, или как он там называется, — государственном банке, много денег, в коммерческих банках полным-полно денег. Что ты предлагаешь? Поехать туда, нагрузить полный багажник? Мол, где много, там пропажи малого не заметят.