Убийца шута

– И он еще говорит, что ты не способен учить его дочь, – громко, чтобы я услышал, заметила она, обращаясь к Фитцу Виджиланту и не скрывая ехидства.

Я едва не повернулся к ней, но волк в моей душе рванулся вперед.

Найди волчонка. Остальное не имеет значения.

Риддл тоже ее услышал. Он отпустил мой рукав и направился к двери. Я отстал от него на два шага. В моей голове метались самые разные мысли. Дубы-у-воды – небольшой городок, но на Зимний праздник сюда съезжается разношерстный народ. Самые разные люди ищут здесь развлечений. Есть среди них и такие, что могут, развлекаясь, обидеть мою малышку. Я ударился бедром о край стола, и двое мужчин вскрикнули, когда их пиво перехлестнуло через края кружек. И тут Шун совершила глупость: схватила меня за рукав. Она, оказывается, шла за мной, Лант следовал за ней.

– Риддл найдет Би. Помещик Баджерлок, мы должны раз и навсегда во всем разобраться!

Я вырвал рукав из ее хватки так резко, что она вскрикнула и прижала руку к груди.

– Он вас ударил? – в ужасе воскликнул Фитц Виджилант.

Риддл приостановился перед дверью, пропуская двух очень крупных посетителей, желавших войти. Едва проход освободился, он в нетерпении выглянул наружу и вдруг заорал:

– Нет! Прекрати! Отпусти ее! – и рванулся на улицу.

Я помчался прочь от Шун и пересек забитый народом зал, задевая людей и столы. Дверь стояла нараспашку, и я выскочил на улицу. Окинул безумным взглядом суетливую площадь. Куда подевался Риддл, что он увидел? Люди спокойно шли по улице, пес сидел и чесался, а возница пустой повозки, стоявшей перед трактиром, что-то крикнул своим лошадям. За повозкой я мельком увидел Риддла – он бежал мимо растерянных прохожих к оборванному нищему, который держал мою маленькую дочь в корявых, грязных лапах, крепко прижимая к груди. Его рот был возле ее уха. Она не пыталась освободиться, словно опутанная силками. Она была очень, очень неподвижной, ее ноги болтались над землей, лицо было обращено к его лицу, раскрытые ладони широко разведены, словно она о чем-то умоляла небеса.

Я обогнал Риддла, мой нож уже был у меня в руке, хотя я не помнил, чтобы выхватывал его. Я услышал рев, подобный звериному, и в ушах у меня загудело. Потом я схватил нищего за горло, отвратил его лицо от лица моей дочери и, захватив его за шею сгибом локтя, вонзил нож ему в бок – раз, другой, третий, а то и больше. Он вскрикнул, отпуская ее, и я потащил его за собой, прочь от моего ребенка. Би в своей серой с красным шали упала на снег, словно сорванная роза.

Риддл, мгновенно оказавшийся рядом, сообразил подхватить мою дочь с покрытой снегом земли и отпрянуть вместе с ней. Правой рукой он прижимал ее к груди, а в левой держал нож на изготовку. Он огляделся по сторонам, выискивая другого врага или цель. Потом посмотрел на нее, отступил на два шага и прокричал:

– Она цела, Том! Немного ошарашена, но цела. Крови нет!

И лишь тогда я осознал, что люди кричат. Одни бежали прочь от насилия, другие спешили к месту убийства, точно голодное вороньё. Я все еще держал нищего в руках. Я посмотрел на лицо того, у кого отнял жизнь. Его открытые глаза были полностью серыми, слепыми. Ряды шрамов на лице свидетельствовали о том, что его кто-то изрезал нарочно, с усердием. Рот был кривой. Нищий все еще сжимал мою руку, душившую его, своей похожей на птичью лапу пятерней с плохо сросшимися изломанными пальцами.

– Фитц, – негромко проговорил он. – Ты меня убил. Но я понимаю. Я заслужил. Я заслужил худшее.

Его дыхание было зловонным, глаза напоминали грязные окна. Но голос остался прежним. Мир зашатался у меня под ногами. Я попятился, шлепнулся задом на снег, продолжая сжимать Шута в руках. Я понял, где нахожусь: под дубом, на кровавом снегу, где умерла собака. Теперь здесь истекал кровью Шут. Я почувствовал, как она сочится, теплая, мне на бедра. Я выронил нож и прижал ладонь к ранам, которые сам же и нанес.

– Шут!.. – каркнул я, и мне не хватило дыхания на другие слова.

Он шевельнул рукой, вслепую пытаясь что-то нащупать, и спросил с безграничной надеждой:

– Куда он ушел?

– Я здесь. Я прямо здесь. Прости меня. Ох, Шут, не умирай. Не у меня на руках. Я не смогу с этим жить. Не умирай, Шут, не от моей руки!

– Он был здесь. Мой сын.

– Нет, только я. Всего лишь я. Любимый. Не умирай. Пожалуйста, не умирай.

– Мне снился сон? – Из его слепых глаз медленно потекли слезы – мутные, желтые. Даже когда он шептал, ощущалось зловоние. – Можно мне умереть в том сне? Пожалуйста…

– Нет. Не умирай. Не от моей руки. Не у меня на руках. – Я умолял.

Я скорчился над ним, почти такой же слепой, потому что поле моего зрения сужалось под натиском тьмы. Такой ужас я не мог пережить. Как подобное могло случиться? Как это могло произойти? Мое тело жаждало провалиться в небытие, и мой разум знал, что я иду по лезвию ножа. Если Шут не выживет, то и мне конец.

Он снова заговорил, и с каждым словом на его языке и губах появлялась кровь.