Убийца шута

Но когда я перевернул его кисть и взглянул на пальцы, от ужаса меня едва не стошнило. Там, где когда-то серебро обрисовывало изящные завитки его отпечатков, были мертвые исковерканные шрамы. Его ногти превратились в толстые пожелтевшие огрызки, подушечки пальцев исчезли – их заменила омертвевшая плоть.

– Кто же сотворил такое с тобой? И почему? Где ты был, Шут, и как ты мог позволить, чтобы все это случилось? – А потом я задал вопрос, который мучил меня годами и теперь звучал в моем сердце громче, чем когда бы то ни было: – Почему ты не послал за мной, не прислал мне письмо, не дал о себе знать? Я бы пришел. Я бы пришел, несмотря ни на что.

Я едва ли ждал ответа. Он не истекал кровью, но яды распространялись по его телу, ведь я сам высвободил их. Я украл резервы его тела, чтобы запечатать раны, которые сам и нанес. Те силы, что остались, ему лучше было направить против внутренних ядов.

Но он слегка завозился и проговорил:

– Те, кто любил меня… пытались меня уничтожить. – Его слепые глаза шевельнулись, словно он искал моего взгляда. – А ты преуспел там, где они потерпели поражение. Но я понимаю, Фитц. Я понимаю. Я заслужил.

Он умолк. В его словах для меня не было смысла.

– Я не пытался сделать тебе больно. Я бы никогда так не поступил. Я обознался… Я думал, ты хочешь причинить ей вред! Шут, мне жаль. Мне так жаль! Но кто тебя пытал, кто сломал тебя? – Я вспомнил то немногое, что знал. – Школа, где ты вырос… это они так с тобой? – Я проследил за тем, как едва заметно поднимается и опускается его грудь, и упрекнул себя за этот вопрос. – Можешь не отвечать. Не сейчас. Подожди, пока мы тебя исцелим.

Если сможем. Моя рука лежала поверх его изорванной рубашки. Я чувствовал ребра с кривыми узлами старых, плохо сросшихся переломов. Как он вообще выжил? Как добрался в такую даль, слепой, одинокий и искалеченный? Искал сына? Я должен был приложить больше, куда больше усилий в поисках мальчика, раз он так важен для Шута. Если бы я только знал, если бы догадывался о том, в каком он отчаянном состоянии… Я его подвел. На этот раз. Но я ему помогу. Я должен.

– Стыдно, – выдохнул он единственное слово.

Я опустил голову, думая, что он прочитал мои мысли и упрекнул меня. Он заговорил опять, очень тихо:

– Вот почему я не позвал тебя на помощь. Сперва. Мне было стыдно. Слишком стыдно просить о помощи. После всего, что я сделал. С тобой. Как часто вынуждал тебя чувствовать боль. – Его серый язык попытался увлажнить шелушащиеся губы.

Я открыл рот, чтобы заговорить, но его пальцы на моей руке сжались. Он собирал силы. Я промолчал.

– Как часто мне доводилось видеть, как ты попадаешь в ловушку? Неужели ты и впрямь должен был терпеть такие ужасы? Достаточно ли усилий я приложил, чтобы отыскать другую тропу во времени? Или просто использовал тебя?

Он выдохся. Я молчал. Он меня использовал. Он в этом мне признавался, и не один раз. Мог ли он изменить мою жизненную тропу? Я знал, что нередко хватало одного-двух его слов, чтобы я пересмотрел свои действия. Я хорошо помнил, как он предупредил меня по поводу Галена и даже предложил, чтобы я перестал обучаться владению Силой. А если бы я послушался? Тогда меня не избили бы почти до слепоты, не пришлось бы годами мучиться от жутких головных болей. Но как бы я изучил Силу? Знал ли он все это? Знал ли он, куда вела каждая из дорог, на которые я не свернул?

Он тихонько втянул воздух:

– Когда пришла моя очередь столкнуться с пыткой, с болью… Как я мог позвать тебя на помощь, когда сам не спас тебя и не отвратил от такого? – Шут умолк и закашлялся – едва слышно, как будто подавилась птица.

Я убрал руку с его груди. Мне невыносимо было чувствовать, с каким трудом ему дается каждый вздох.

– Ты… не должен был страдать из-за этого, Шут. Никогда. Я тебя ни в чем не винил.

Он проговорил на вдохе:

– Я винил себя. В конце. – Новый вдох. – Когда на собственной шкуре понял, о чем тебя просил. Понял, как минута преднамеренной боли превращается в вечность. – Он опять закашлялся.

Я опустил лицо ближе к нему и проговорил очень тихо:

– Это было давно. И слишком поздно извиняться – я простил тебя много лет назад. Впрочем, особо и нечего было прощать. Теперь помолчи. Береги силы. Они тебе понадобятся во время нашего путешествия.

Вынесет ли он путешествие через монолиты? Смогу ли я провести его через них без связи между нами? Но я же сумел проникнуть в его тело. Выходит, какие-то узы между нами остались. Бессмысленно гадать. Он не выживет, если я не доставлю его в Олений замок этой же ночью. Значит, я рискну. Мы пройдем через монолит вместе, и если…

По другую сторону от меня заговорила Би, и ее голос был чуть громче шепота:

– Ты уходишь?

– Ненадолго. Я должен отвезти моего друга к целителю.

А что, если я не вернусь? Что, если никто из нас не выживет, – что тогда будет с ней? Я не мог об этом думать, и не думать тоже не мог. И все же должен был попытаться спасти Шута. Я без колебаний готов был рискнуть собственной жизнью ради него. Но будущим дочери?

Я чуть повысил голос: