Убить Гиппократа

– Поднимите голову и смотрите прямо перед собой. – Вот уже властвующие нотки в хриплом голосе.

Похоже, меня прекрасно видели. Каждый жест, каждое движение, каждое изменение мимики. Мне придется нелегко. Чтобы себя не выдать. Впрочем, я еще и понятия не имел, что нужно выдавать, а что – нет.

– Ваше имя?

– Кратов, Георгий Павлович. – Почему-то мой голос тоже внезапно охрип.

Скорее всего, из-за подсознательного желания понравиться врагу. Что-то типа принципа соучастия.

– Возраст?

– Сорок один.

– Вы любите животных?

– Обожаю.

Я вдруг вспомнил своего неадекватного пса Вражка, который вчера цапнул меня за штанину, и тепло улыбнулся. Я успокаивался. Похоже, мне верили.

– Любите больше, чем людей?

Я посмотрел на себя, отражающегося в стекле, и просипел:

– Да.

Это была моя первая ложь. Не то чтобы ложь. Во всяком случае, это была неправда. Нам, людям, животных, конечно, легче любить, чем себе подобных. Гораздо легче. Животные не скандалят, не грубят, не пишут анонимки, не клевещут, не предают. И не болтают! И гораздо, гораздо реже совершают преступления и убивают. И не начинают войну с нами. И не совершают массовых убийств. И не бросают на нас бомбы…

Конечно, их легче любить. Очень, очень просто любить животных. Поэтому любовь к ним сегодня так популярна. И так популярна ненависть людей друг к другу. Из этого уже даже создается культ.

Ведь это опасно, когда человек человеку – друг, товарищ и брат… Да и попробуйте полюбить людей! С их пороками, их невероятным несовершенством. Учитывая, что каждый из нас бывает порочен. И, как правило, все мы несовершенны. Попробуйте полюбите себе подобных! Это нелегко. Поэтому мы не любим себе подобных. И обожаем животных. Возможно, потому, что ищем лазейки. Чтобы себя оправдать.

Потому я соврал, заявив, что животных люблю больше, чем людей. Конечно, мне тоже гораздо легче любить своего Вражка, который рычит и кусается. Чем своего соседа, который мило здоровается, спрятав фигу в кармане… Но я знаю, что это неправильно. Что так нельзя. Что это непросто, но так нельзя.

А еще я знал, что любви хватит на всех. У любви нет измерения. Она не поддается математическим подсчетам. И она достается бесплатно. И раздается бесплатно. Бери сколько хочешь! И раздавай кому хочешь!.. Но мы даже любовь научились искусно экономить. Дозировать. А так нельзя. Так нельзя поступать с тем (особенно с тем), что нам достается бесплатно. И что полностью зависит от нас. Даже если это не просто – любить. И гораздо, гораздо проще – ненавидеть…

– Кого бы вы спасли в первую очередь: свою тонущую собаку или ненавистного вам соседа?

– Собаку.

Вновь соврал я, даже не моргнув. А может, и моргнув. Просто так говорят, когда хотят подчеркнуть ловкое вранье.

– Собаку, – повторил я уже увереннее.

Зря, наверное. Незнакомец предупреждал – не переигрывать. К тому же я вспомнил физиономию одного из соседей…

– Ваши политические взгляды?

– У меня их нет. Я всего лишь врач.

– Вы верите в клятву Гиппократа?

– Раньше – конкретно да. Теперь – лишь в общем.

– Вы считаете себя порядочным человеком?

– Главное, чтобы другие так считали. Они считают.

– Много вы совершили врачебных ошибок?

– Есть факт, что не совершил. Но, возможно, моя ошибка в том, что я верю в этот факт.

– У вас есть родные?

– Только мой пес Вражок.

– Каковы ваши принципы?

Вот тут моя щека дернулась. И я это заметил в отражении. Это был коварный вопрос. Я знал, что человек не может жить без принципов. Особенно врач. И я просто обязан сказать: спасать людей. Но этот ответ… Впрочем, выхода у меня не было. Меня знали как принципиального врача. В том числе знали невидимки на первом сиденье.

– Спасать людей.

– Вы лжете.

– Разве это удивительно для профессии врача – спасать людей?

Браво, Гиппократ! Я аплодировал сам себе. Я их переиграл. Хотя и интуитивно. Они мне не поверили, потому что у меня дернулась щека… Как же был прав незнакомец! Честность! Вот что может спасти в любой ситуации и что по-настоящему заставит поверить. Честность в оценке своего характера. А потом уже – слабости характера. Которые и подкупят и которые дадут право меня подкупить.

– Вам кажутся подозрительными некоторые события, происходящие в вашей больнице?

– Да, безусловно. Я даже это проверял.

– Но после таких подозрительных смертей вы получали премии?

– Да.

– Вы связывали эти факты?

– Я об этом не задумывался.

– Что вы делали с деньгами?

– Я покупал вещи.

– Вам нравятся деньги?

– Не настолько, чтобы причинить вред людям.

Черт! Вот здесь я сплошал. Деньги! Вот мой конек! Впрочем… Я же считаю себя порядочным человеком. И они должны этот миф развеять… И они не заставили себя ждать.

– Вы лечили Петрова. Есть профессиональное и доказуемое мнение, что он умер по вашей вине. Родственники умершего готовы в любую минуту подать на вас в суд.

Вот здесь я буквально онемел. Нет, не играл в немого. А по-настоящему онемел. Во рту пересохло. Язык стал деревянным. И буквально прилип к небу. Я смотрел на свое отражение. Передо мной сидел врач-убийца! Перекошенный рот. Выпученные глаза. И ужас! Который легко можно было списать на страх. Но по-настоящему это был ужас…