Это была моя первая реакция на ее появление. В общем, довольно банальная. Довольно предсказуемая реакция. Всегда непременно нужно что-то уронить, когда проявляется нечто неожиданное. Если бы у меня была в руках тарелка, то я бы уронил ее. Было бы гораздо эффектнее. Грохот и осколки. Еще я бы мог уронить торт, если бы держал его. Но здесь почему-то нас не угощали тортами. Но было бы тоже неплохо. Как в американских фильмах. Торт прямо взрывается на полу. Даже смешно… Но я уронил носовой платок. Легкий, серый. И никто не заметил. А я так же незаметно, быстро и ловко поднял его.
Спецэффекты здесь были неуместны. И я всегда должен помнить, что нахожусь в том месте, где лишняя информация о тебе не просто некстати, а очень опасна. Может, даже смертельна…
Так, нужно сделать безразличный вид. Я сделал. Может, даже от скуки зевнуть? Нет, перебор, пожалуй. Ну, кто зевает при появлении новенького? Вернее, новенькой? Да еще какой! Вот уж ей точно бы подошло, без обиняков. Без преувеличений. Яга! Хорошо, что я это еще не ляпнул вслух.
Я поразился, как сразу ее узнал! Черные, замечу, не рыжие, а черные стриженые под каре волосы (а-ля Эллочка-людоедочка – неплохой паричок для зловещего образа). Чернющие дугообразные брови. Алые накрашенные губы. И почему-то одна, совсем впалая щека. Одна. Кого-то одна впалая щека могла бы и оттолкнуть. Но не меня. Видимо, я был из тех психов, которым нравилась именно одна впалая щека. Как врач я сразу скумекал, хотя не был дантистом, что у нее выдернули не один верхний зуб, а, скорее, два или даже три. А еще у нее было бледное, без единой, ну хоть одной веснушечки, утонченное лицо. Я бы точнее выразился – какое-то декадентское. Или диссидентское. И очки в золотистой оправе.
Да, моя девушка (или мой товарищ – мы еще с ней не решили) ловко поработала над своим образом. Декадентским или диссидентским. Что в этих краях вполне уместно. Даже приветствуется. Но все-таки я ее сразу узнал! Браво мне! Браво! Как в сказке! Среди десяти абсолютно одинаковых голубок – отыщи свою любимую. Я ее отыскал мгновенно. Не думая. Без оглядки… А вдруг дело не в любви? А вдруг все проще? Вот, к примеру, у моей голубки такие характерные оттопыренные ушки, что ни с кем не спутаешь! Но, ей-богу, уши тут ни при чем, их стрижка скрывала… Или все же во всем виновата она, любовь?
Несмотря на то что Яга вдруг превратилась в женщину-вамп, она все равно мне очень-преочень нравилась. Ну, разве чуть более умной. Чуть более интеллигентной. А вот это – из-за очков. Очки способны творить чудеса! Я всегда преклонялся перед очкариками. Поскольку сам был из них. В общем, моя Яга стала Ягой-очкариком. И мне она нравилась… Даже когда она опять примет свой первоначальный вид. Станет рыжей, веснушчатой и откровенно лопоухой. Я непременно попрошу ее носить очки. Непременно…
И мне вдруг захотелось изо всей силы обнять ее, чтобы почувствовать выпирающие лопатки, чтобы хрустнули косточки на позвоночнике… Ну, вот. Врач, а выражаюсь как дворовый поэт. Ну, ладно, если не обнять, то хотя бы слегка дернуть за оттопыренное ушко. О, это уже не дворовой поэт. А дворовой, то есть придворный. При дворе Городка… Ух!
И я вновь вытер вспотевший лоб. Слава богу, никто не придал значения моим манипуляциям с платком. Все решили, что я просто время от времени вытираю лоб носовым платком. Может, это привычка у меня такая. Каждый ведь имеет право на привычку. Особенно если она не причиняет неудобств соседу. Хотя зачастую и раздражает. Так уж мы устроены. Нас, как правило, раздражает то, что неудобств не причиняет. Того, что причиняет, мы зачастую боимся.
Яга-очкарик даже не шевельнула своими лопоухими ушами. Невозмутима, как на репродукции Васнецова из школьного учебника. И так же серьезна. Будто собиралась кого-то слопать. И по чью душу она сюда прилетела? Надеюсь, не на метле. И надеюсь, не по мою. Мы с ней эту кашу заварили, похоже, нам с ней ее и будем расхлебывать. Главное – не подавиться.
Мне вообще стало как-то так легко и спокойно. Словно крылышки выросли за спиной и я запросто мог взлететь и покружить вокруг абажура. Или словно, как в детстве, мама укрыла меня под зонтиком. Как в домике. Где ничего не страшно. Ни гроза. Ни ливень. Ни ветер. Домик-зонтик. И рядом мама…
Яга не была моей мамой. И все же. Все перевернулось в моей душе в одно мгновенье. И это мгновенье показалось чудным. И я, как никогда, понял Пушкина. Я тоже навсегда запомню чудное мгновенье. Когда явилась Яга. Хотя не было домика-зонтика. Не было грозы и ветра. И не было мамы. А еще, еще – впалая щека. Ее не было. И она неспроста. Я чувствовал, что за впалой щекой Яги что-то скрывается. Очень важное. Вообще, возможно, весь секрет – во впалой щеке.
Яга едва скользнула по моей скромной персоне очкастым взглядом (как и положено, по правилам игры) и с жадностью устремила свои глаза на стол. Где дымилась жареная рыба и горкой лежали огурцы прямо из бочки. Хотя, возможно, они были вовсе и не бочковые. Ведь в Городке все врут. Может, просто из сетевого магазина – и делов-то.