– Все. Кроме одного. Ведь вы прекрасно знаете, что я сочувствую Аристиду. Впрочем, я это и не скрываю. Более того – пытаюсь спасти его, переубедив вас. И еще более того – он мой старый знакомый. Из моей юности. Вам не кажется, что это нечестно? Мошенничество? Грубые правила игры? Да, мы уже все поняли – чтобы запылал свет на планете, нужно убрать много теней. Это ладно. Тени – они тени и есть, не более. Но заметьте, никто из нас не ожидает, что завтра мы вернемся на землю с вашего острова и начнем напропалую убивать тех, кого знаем лично! Своих друзей, родственников, сослуживцев, соседей. Глупость! Выйдите завтра в центр аудитории и объявите об этом! И я посмотрю, что получится! По меньшей мере – бунт.
– Я вас понял. – Он так же не отрывал от меня своего бесцветного взгляда. Точно, рыбьего взгляда. Вот что более всего отталкивало от него. – Отлично понял. И почти согласен с вами. Почти. Поскольку в любом деле возможны и обязательны исключения. Возможны и обязательны! Для каждого из вас! И никакую ситуацию нельзя исключить. Никакой неожиданный поворот событий.
– Но здесь – не экстремальная ситуация. – Я так же в упор смотрел на него. – Вместо меня вы можете послать любого. Кто не был раньше связан с Аристидом.
– Нет, не могу. Я обращаюсь конкретно! Именно к вам! И знаете, почему?
Наши взгляды схлестнулись. Ей-богу! Битва взглядов. Большая битва.
– Знаете почему?
Я отрицательно покачал головой. И взгляд мой выстрелил.
– А потому, что я вам менее всех доверяю.
И я опустил взгляд. Я проиграл большую битву взглядов. Мне не доверяли…
Хотя я что – с луны свалился! С какой стати мне должны были доверять? Деньги? Слабенький аргумент. Учитывая, что они наверняка тщательно покопались в моем прошлом. А там было многое – кроме жажды денег. Впрочем, возможно, благодаря этому они и поверили. Реваншистам верят всегда и больше всех. А я играл в реваншиста. И все же. Неужели они мне доверяют меньше всех?
– Мы вам доверяем не меньше всех, не пугайтесь вы так. И все же вы включены в группу риска. Нет, не из-за вашего прошлого. Где было все, кроме желания обогащения. Здесь мы вполне вам поверили. Наверстать упущенное – самое распространенное желание. Особенно у реваншистов. Тем более – вы правы. Завтра любой откровенный подонок может вдруг вспомнить мамочку и березку под окном. И послать нас всех к черту… Я много повидал на своем веку. Ломок. А такие, как вы… Более устойчивы к прошлому, что ли. Как правило, они его недолюбливают. Ведь вы не страдаете чрезмерными воспоминаниями? Так я и знал. И все же… Все же вы – в группе риска. И Аристид – тому подтверждение. Слишком еще много в вас сантиментов.
– Ну а еще я старой закалки, – не подумавши, ляпнул я.
– Вот и еще повод для группы риска. И очень убедительный.
– И, заметьте, не скрываемый. – Я пытался исправить свою оплошность. – Я довольно начитанный человек. Все начитанные довольно сентиментальны. И вам ли не знать, что радикалы из высших эшелонов, как правило, тоже страдают сантиментами. И потому… Буду еще более откровенен. Я пытаюсь спасти Аристида. Дайте ему еще шанс.
– Это не обсуждается, – отрезал Андреев.
И я понял – для Аристида назад пути нет и быть не может.
– И зачем? Вы действительно окажете товарищу услугу.
– А его сыну? – Я вяло сопротивлялся, но уже собирался поднять руки вверх.
– Сыну? О… Вы так мало знаете. Считайте, что его сын – уже давно сирота. Это неизбежность. Потому что мать уже давно на краю могилы. А отец… Он потенциальный самоубийца.
– Что? – Я вздрогнул.
– Вот именно! То! Что самоубийца. Мы буквально вытянули его из петли. Спасли. И дали шанс. Он этим шансом так и не воспользовался. И даже если сейчас мы его отправим на все четыре стороны… Да не смешите меня. Вы сами знаете ответ. Свою жену он так и не спас. А здесь побывал… Вы думаете, что он не соорудит очередную петлю?
– Нет, я так не думаю, – искренне ответил я. – Не думаю. Он слабый человек.
– Вот именно! Слабак! Какими и бывает большинство честных людей. А вы ему только окажете услугу. Вы спасете его от смертельного греха.
«Взяв смертельный грех на себя», – мысленно продолжил я. Слава богу, ума хватило – не вслух. Здесь мы все явились за смертельным грехом. Добровольно.
– И заодно мы вас и проверим. И, возможно, поверим. А вы докажете, что вы – настоящий товарищ. Лишение себя жизни – это, знаете ли, похуже убийства. Жизнь дается Богом. И добровольно отказываться от божественных услуг… Это, знаете ли… Больше чем преступление. У преступника всегда есть мотивы. У самоубийцы – единственный. И самый эгоистичный. Он сам. И его несчастная жизнь. Видите ли, ему Бог побольше счастья не дал. Самоубийством он попрекает Всевышнего. Вот ваш товарищ… Когда петлю на себе затягивал, он подумал о страданиях жены, которая и так безмерно страдает? А о сыне?
– Вы так милосердны. – Я развел руками. – И так убедительны. Браво!
Я не выдержал и три раза хлопнул в ладоши.
– Что ж. Передразнивать – не очень благородно.
– Я не передразниваю. Я просто учусь.