Убить Пифагора

Прежде чем заговорить, сибарит сладко улыбнулся:

— В последний раз мы виделись, когда ты привел Крисиппа ко мне во дворец.

Акенон кивнул, сжав губы. То, что Главк напомнил об этом, означало, что он собирается просить его об одолжении. Он не был намерен ему помогать, но, по крайней мере, готов был выслушать.

Подошла Ариадна, и Главк чуть отдалился от кружка, чтобы его никто не услышал.

— Ариадна, дочь великого Пифагора, очень рад тебя видеть. Надеюсь, что свитки, которые я передал во время нашего последнего свидания, пригодились.

— Спасибо, Главк, — ответила она более дипломатично, чем Акенон. — Мне жаль видеть тебя в столь бедственном положении. Можем ли мы сделать что-то еще, чтобы облегчить твои страдания?

Они приняли Главка в общину как беженца. Он был посвященным пифагорейцем, взятым под опеку в соответствии с правилами гостеприимства и братской солидарности. Ариадна была добра к нему, но сознавала, что среди особенностей его двойственной натуры присутствует склонность к насилию и себялюбие. Она не могла забыть, как хладнокровно он приказывал убивать других людей и собирался убить их самих.

— Спасибо, большое спасибо, Ариадна. Есть одна вещь, которую ты можешь для меня сделать. Мне удалось взять с собой пару слуг и четверых охранников, но их поселили в гимнасии неподалеку отсюда, по дороге в Кротон. Мне нужно, чтобы они были здесь, со мной. Хотя бы охранники. Пожалуйста, отдай приказ, чтобы их перевели сюда.

Главк опустился на колени, и Акенон посмотрел на него с презрением.

— Я не могу этого сделать, — ответила Ариадна. — Мы принимаем только посвященных, а сейчас у нас даже в конюшнях нет места. Кроме того, в общину не могут входить вооруженные охранники. Оружие здесь запрещено, за исключением того, что у гоплитов, временно назначенных ради нашей безопасности.

Главк резко отпрянул, в глазах его вспыхнула молния гнева.

— Тогда вы будете ответственны за мою смерть.

Акенон удивился:

— Кто нападет на тебя внутри общины?

— Мои собственные сограждане. Они подозревают меня в том, что произошло в нашем городе. — Он снова испуганно огляделся. — Когда началось восстание, группа мятежников продвинулась слишком далеко вперед, оторвавшись от основной массы своих подельников. Они пытались взять какой-то особняк самостоятельно, но он был хорошо защищен, и в итоге все погибли. Хозяин особняка приказал обыскать трупы повстанцев, валявшиеся у него во дворе. И у Главаря обнаружилось несколько золотых монет с моим именем.

— Это было золото, которое ты отдал за состязание? — спросила Ариадна.

— В том-то и дело. Похоже, восстание финансировалось из моего золота, и это указывает на человека в маске, который недавно его получил. Но сограждане думают, что восстание организовал я. Как они могут быть столь глупы, — яростно воскликнул он, — подозревая меня в такой невиданной подлости?!

Ариадна и Акенон молча переглянулись, размышляя о причастности незнакомца в маске к восстанию. Все это постепенно обретало смысл. Так или иначе, речь шла о свержении пифагорейского правительства…

— Это еще не все, — с горечью добавил Главк. — Некоторые беженцы видели, как Борей вошел в Сибарис, при этом далеко не все знают, что он больше не мой раб. Он шел с каким-то человеком в капюшоне; думаю, это был тот самый человек в маске, и с собой они вели несколько мулов. Наверняка собирались нагрузить их золотом, которое мне пришлось оставить во дворце. — Внезапно он схватил Акенона за ворот туники. — Вы должны помочь мне, или меня убьют!

Акенон крепко схватил его за запястья и оторвал от себя.

— Мы не можем тебе помочь, — возразила Ариадна, — позволив вооруженным людям войти в общину. Но можем попросить, чтобы тебя поселили в гимнасии вместе с твоими людьми.

Главк посмотрел на нее с сомнением.

— Пусть будет по-твоему, — ответил он наконец. — По крайней мере, там я буду под защитой четырех мечей. Надеюсь, этого будет достаточно, пока я не найду способ исправить положение.

Он повернулся и посмотрел в сторону гимнасия. Ему не нравилось ходить по открытой местности, но дорога займет всего несколько минут. В этот момент он увидел Пифагора, который как раз входил в общину. Главку уже приходило в голову с ним поговорить, но при виде философа он застыл в неподвижности. Прошло меньше года с тех пор, как он видел его в последний раз. За это время Пифагор, казалось, постарел на пятнадцать лет. Он оставался все таким же высоким и сильным, но исхудал и ссутулился. Шагал, глядя себе под ноги и не разговаривая с сопровождавшими его учениками.

Ариадна тоже наблюдала за приближением отца, ощущая глубокую печаль. Впервые он показался ей хрупким, нуждающимся в поддержке. Она всей душой желала облегчить его страдания. Образ отца помутнел, и Ариадна заметила, что плачет.

Вытерла слезы тыльной стороной руки.

«Когда ты беременна, у тебя в глазах как будто два ручейка», — вспомнилось ей.